Шрифт:
Маяковский Владимир Владимирович
Очерки 1922-1923 годов
СОДЕРЖАНИЕ1
Париж. (Записки Людогуся)
Париж. Театр Парижа
Париж. Быт
Парижские очерки. Музыка
Семидневный смотр французской живописи
Парижские провинции
Сегодняшний Берлин
ПРИЛОЖЕНИЕ
Выставка
ПАРИЖ
(Записки Людогуся)
ПРЕДИПОЛСЛОВИЕ
Вы знаете, что за птица Людогусь? Людогусь – существо с тысячеверстой шеей: ему виднее!
У Людогуся громадное достоинство: "возвышенная" шея. Видит дальше всех. Видит только главное. Точно устанавливает отношения больших сил.
У Людогуся громадный недостаток: "поверхностная" голова – маленьких не видно.
Так как буковки – вещь маленькая (даже называется – "петит!"), а учебники пишутся буковками, то с такого расстояния ни один предмет досконально не изучишь.
Записки Людогуся блещут всеми людогусьими качествами.
О ЧЕМ!
О парижском искусстве + кусочки быта.
До 14 года нельзя было выпустить подобные записки.
В 22 году – необходимо.
До войны паломники всего мира стекались приложиться к мощам парижского искусства.
Париж знали наизусть.
Можно не интересоваться событиями 4-й Тверской-Ямской, но как же не знать последних мазков сотен ателье улицы Жака Калло?!
Сейчас больше знакомых с полюсами, чем с Парижем.
Полюс – он без Пуанкарей. Он общительнее.
– Виза есть?
– Есть.
– Ваш паспорт?
Протягиваю красную книжечку РСФСР. У секретарши руки автоматически отдергиваются за ее собственную спину.
– На это мы виз не ставим. Это надо переменить. Зайдите. Тут рядом 26-й номер.
Конечно, знаете. (Беленькое консульство!) Мадам говорит просто, как будто чашку чая предлагает.
Делаю удивленное и наивное лицо:
– Мадам, вас, очевидно, обманывают: наше консульство на Унтер-ден-Линден, 7. В 26-м номере, должно быть, какая-то мошенническая организация. 26-й номер нигде в НКИД не зарегистрирован. Вы должны это дело расследовать.
Мадам считает
– На это мы визы не поставим.
– На что же вы ее поставите?
– Можем только на отдельную бумажку.
– На бумажку, так на бумажку – я не гордый.
– Неужели вы вернетесь опять туда?!
– Обязательно.
Мадам удивлена до крайности.
Очевидно, наши "националисты", проходившие за эти годы сквозь консульства, с такой грациозностью, с такой легкостью перепархивали с сербского подданства на китайское, что мое упорство просто выглядело неприлично.
ДИАЛОГ СО "СПЕЦИАЛЬНЫМ" ПОЛИЦЕЙСКИМ
Французская граница. Осмотр паспортов. Специальный комиссар полиции. Посмотрит паспорт и отдаст. Посмотрит и отдаст.
Моя бумажка "специальному" определенно понравилась.
"Специальный" смотрит восторженно то на нее, то на меня.
– Ваша национальность?
– Русский.
– Откуда едете?
– Из Берлина.
– А в Берлин откуда?
– Из Штетина.
– А в Штетин откуда?
– Из Ревеля.
– А в Ревель откуда?
– Из Нарвы.
– А в Нарву откуда?
Больше иностранных городов не осталось. Будь, что будет. Бухаю:
– Из Москвы.
В ответ получаю листок с громким названием: "Санитарный паспорт" и предложение:
В 24 часа явиться к префекту парижской полиции.
Поезд стоит. Стою я. Рядом – "специальный". Поддерживает вежливую беседу. Где остановлюсь? Зачем еду? Такой внимательный. Все записывает.
Поезд трогается. "Специальный" соскакивает, напоминая:
– В двадцать четыре! Предупредительные люди!
У ПРЕФЕКТА ПОЛИЦИИ
Париж. Закидываю вещи в первый попавшийся отель. Авто. Префектура.
Отвратительно с блестящей Сены влазить в огромнейшую нудную казарму. Наполнена блестящими сержантами и привлекаемою за что-нибудь дрянью парижских чердаков и подвалов.
Меня сквозь нищую толпу отправляют на третий этаж. Какой-то секретарь в черной мантилье.
Становлюсь в длинную очередь. Выстоял.
– У меня "санитарный паспорт". Что делать?
– Сняться. Четыре карточки засвидетельствуете в своем участке и оставите там, а четыре засвидетельствуете и сейчас же сюда.
– Мосье! "Санитарный паспорт", очевидно, преследует медицинские цели. Я из России два месяца. Нет смысла хранить столько времени вшей специально для Парижа.
Во-вторых, едва ли фотография – хорошее средство от тифов: я буду сниматься одетым, до пояса, в маленьком формате; если у меня даже вши и есть, не думаю, чтобы они при таких условиях вышли на карточках.