Очерки Боза, Наш приход
Шрифт:
— Где у нас бренди, дорогая? — спросил капитан.
Вот это положение! Они, чего доброго, вздумают пировать тут всю ночь, а мистер Симон Тагс должен сидеть за занавесью, боясь перенести дух.
— Сигару, Гроб! — предложил капитан.
Надо сказать, что мистер Симон Тагс совершенно на выносил табачного дыма; если он закуривал сам, это вынуждало его немедленно искать уединения; если при нем курили другие, это вызывало у него сильнейший кашель, Что до капитана Уотерса, то он был завзятым курильщиком; таким же оказался и его друг лейтенант; а Джозеф. Тагс не отставал от них обоих. Гостиная была невелика, дверь заперта, сигары крепки; клубы дыма вскоре заполнили комнату и мало-помалу стали проникать сквозь кретон
— Ах, господи! — сказал капитан. — Прошу прощения, мисс Тагс. Вы не любите, когда курят?
— Напротив, очень люблю, — сказала Мари.
— Но дым раздражает вам горло?
— Вовсе нет.
— Однако вы только что закашлялись.
— Что вы, капитан Уотерс? И не думала даже.
— Но я слышал кашель, — настаивал капитан.
— И я тоже, — сказал Гроб. Но никто не признавался.
— Почудилось, — решил капитан.
— Должно быть, — поддакнул Гроб.
Еще сигары — еще больше дыма — снова кашель: сдавленный, но слышный.
— Что за чертовщина! — сказал капитан, озираясь.
— Чудеса! — воскликнул ничего не подозревающий мистер Джозеф Тагс.
Лейтенант Гроб посмотрел на всех по очереди с таинственным видом; затем отложил свою сигару; затем на цыпочках сделал несколько шагов к окну и, оглянувшись, большим пальцем через плечо указал на занавесь.
— Гроб! — крикнул капитан, вскочив из-за стола. — Что это значит?
Вместо ответа лейтенант отдернул занавесь — и перед присутствующими предстал мистер Симон Тагс, помертвевший от страха и посиневший от сдерживаемого кашля.
— Что я вижу! — в бешенстве закричал капитан. — Гроб! Вашу саблю!
— Симон! — завопили Тагсы.
— Пощады! — простонала Белинда.
— Платонически! — прохрипел Симон.
— Саблю мне! — взревел капитан. — Пустите, Гроб, — негодяй заплатит жизнью.
— Караул, убивают! — завизжали Тагсы.
— Держите его крепче, сэр! — еле слышно пролепетал Симон.
— Воды! — вскричал Джозеф Тагс, после чего мистер Симон Тагс и все дамы попадали в обморок, образуя живописную группу.
Мы бы охотно скрыли от читателя плачевный исход этого шестинедельного знакомства. Однако докучливое правило, подкрепленное обычаем, требует, чтобы рассказ имел не только начало, но и конец; так что тут уж ничего не поделаешь. Лейтенант Гроб явился с поручением от имени своего друга капитан Уотерс требовал удовлетворения. Мистер Джозеф Тагс выразил желание уладить дело — лейтенант Гроб изъявил готовность вступить в переговоры. Когда мистер Симон Тагс оправился после нервного потрясения, явившегося следствием любовной неудачи и пережитых волнений, он узнал, что его семья лишилась весьма приятного знакомства и что состояние мистера Джозефа Тагса уменьшилось на полторы тысячи фунтов, а состояние капитана Уотерса увеличилось ровно на такую же сумму. Ценою этих денег должна была быть куплена тайна, но каким-то образом история все же вышла наружу; и досужие языки утверждают, что не часто компании мошенников попадается такая легкая добыча, какою для капитана Уотерса, его супруги и лейтенанта Гроба послужило семейство Тагс в Рэмсгете.
ГЛАВА V
Горацио Спаркинс
перевод Н.Дарузес
— В самом деле, мой друг, прошлый раз на бале он очень ухаживал за Терезой, — сказала миссис Молдертон, обращаясь к своему супругу, который после утомительного дня в Сити отдыхал перед камином, накинув на голову шелковый платок, и потягивал портвейн, положив ноги на каминную решетку, очень ухаживал; и я опять-таки повторяю: следует ему оказывать всяческое поощрение. Решительно надо бы пригласить его к нам на обед.
— Кого это? — вопросил мистер Молдертон.
— Ну ты же знаешь, кого я имею в виду, мой друг, — того молодого человека с черными бачками
— Мистер Горацио Спаркинс, мама, — со вздохом ответила мисс Марианна.
— Ах да, совершенно верно, Горацио Спаркинс, — подтвердила миссис Молдертон. — Решительно самый благовоспитанный молодой человек, какого я только видела. И, конечно, в том прекрасно сшитом фраке, который на нем тогда был надет, он походил на… на…
— На принца Леопольда, мама, — столько благородства, столько чувства! восторженным тоном подсказала Марианна.
— Не забывай, мой друг, — продолжала миссис Молдертон, — что Терезе уже двадцать восемь лет и, право, давно следовало бы что-то предпринять.
Мисс Тереза Молдертон была девушка очень маленького роста, довольно пухленькая, с румяными щечками, добродушного нрава, однако до сих пор ни с кем не помолвленная, хотя, надо сказать по совести, отнюдь не потому, что она мало старалась. Напрасно она кокетничала десять лет подряд; напрасно супруги Молдертон прилежно заводили обширные знакомства среди молодых холостяков Кемберуэла и даже Уондсворта и Брикстона, не говоря уже о тех, которые заезжали к ним из Лондона. Мисс Молдертон была известна не меньше, чем лев на крыше Нортамберленд-Хауса, и шансов на замужество у нее было ровно столько же.
— Я уверена, что он тебе понравится, — продолжала миссис Молдертон, он такой воспитанный!
— Такой умный! — сказала мисс Марианна.
— А как говорит! — прибавила мисс Тереза.
— Он очень тебя уважает, мой друг, — сообщила мужу миссис Молдертон. Мистер Молдертон кашлянул и поглядел на огонь.
— Да, он очень дорожит папиным обществом, — сказала мисс Марианна.
— Ну еще бы, — отозвалась мисс Тереза.
— Право, он сам мне в этом признался по секрету, — заметила миссис Молдертон.
— Ну что ж, — отвечал мистер Молдертон, до некоторой степени польщенный, — если я его увижу завтра в собрании, то, может, и приглашу к нам. Душа моя, надеюсь, ему известно, что мы живем в Кемберуэле?
— Разумеется, и что ты держишь лошадь и экипаж — тоже.
— Посмотрим, — сказал мистер Молдертон, собираясь задремать, посмотрим.
Мистер Молдертон был из тех людей, чей умственный горизонт ограничен Ллойдом, Домом Ост-индской компании, биржей и Английским банком. Несколько удачных спекуляций вознесли его из ничтожества и сравнительной бедности до положения богача. Как часто бывает в таких случаях, и он сам и его семья вместе с благосостоянием приобрели чрезвычайно возвышенный образ мыслей: они стали перенимать моды, вкусы и прочие глупости у высших классов и возымели самое решительное и весьма подобающее отвращение ко всему, что могло почитаться низменным. Мистер Молдертон был гостеприимен из тщеславия, ограничен по невежеству и полон предрассудков из чванства. Самомнение и хвастовство заставляли его держать отличный стол: ради выгоды и любви к благам мира сего у него бывало много гостей. Он любил принимать у себя образованных людей или таких, которых сам считал образованными, потому что про это было лестно рассказывать; зато терпеть не мог таких, которых называл «умниками». Вероятно, он питал к ним неприязнь из сочувствия к своим сыновьям, ибо ни тот, ни другой не давали родителю ни малейшего повода опасаться за них в этом отношении. Все семейство стремилось заводить знакомства и связи не в своем кругу, а среди вышестоящих; и одним из неизбежных последствий этого стремления, соединенного с полным незнанием света за пределами своего узкого мирка, было то, что всякий, кто только претендовал на знакомство с высшим светом, мог запросто обедать у них в Оук-Лодж, Кемберуэл.