Очерки Боза, Наш приход
Шрифт:
Обед был превосходный, Горацио усиленно ухаживал за мисс Терезой, и все были настроены как нельзя лучше, кроме мистера Молдертона, который, зная наклонности своего шурина, терпел невыносимые мучения того рода, какие, если верить газетам, испытывают все живущие по соседству с кабаком, когда сиделец вешается на сеновале, что «гораздо легче вообразить себе, нежели описать».
— Флемуэл, давно ли вы виделись с вашим другом, сэром Томасом Нолендом? — спросил мистер Молдертон, искоса поглядывая на Горацио, чтобы проверить,
— Да нет, не так давно. А вот лорда Гоблтона я видел третьего дня.
— Вот как! Надеюсь, его милость в добром здоровье? — спросил Молдертон с живейшим участием. Едва ли нужно говорить, что до этой минуты он и не подозревал о существовании такой особы.
— О да, он здоров, вполне здоров. Отличный человек. Я его встретил в Сити и долго с ним разговаривал. Да, я с ним довольно близко знаком. Однако мне не удалось поговорить с ним как следует, потому что я торопился к одному банкиру — очень богатый человек и член парламента, с ним я тоже знаком довольно близко, можно даже сказать, очень близко.
— Знаю, о ком вы говорите, — с важностью изрек Молдертон, на самом деле зная на этот счет не больше самого Флемуэла. — Дело у него солидное.
Этим была затронута опасная тема.
— Кстати о деле, — вмешался мистер Бартон, сидевший наискосок от хозяина. — Один джентльмен, которого вы, Молдертон, очень хорошо знали еще до того, как вам удалось провести ту первую спекуляцию, на днях зашел к нам в лавку и…
— Бартон, положите мне, пожалуйста, одну картофелину, — прервал его несчастный хозяин дома, надеясь удушить рассказ в самом зародыше.
— Пожалуйста, — отвечал бакалейщик, нисколько не подозревая об умысле зятя, — и он мне сказал напрямик…
— Рассыпчатую, будьте добры, — опять прервал его Молдертон, дрожа за конец анекдота и опасаясь слова «лавка».
— Вот он и говорит, знаете ли, — продолжал преступник, передав картофелину, — и говорит: как идет ваше дело? А я ему говорю, так, шутя, вы же меня знаете, говорю ему: я своим делом не гнушаюсь, думаю, что и дело меня гнушаться не будет.
— Мистер Спаркинс, — начал хозяин, тщетно пытаясь скрыть тревогу, стаканчик вина?
— С величайшим удовольствием, сэр.
— За ваше здоровье.
— Благодарю вас.
— Мы говорили в тот вечер, — продолжал хозяин, обращаясь к Горацио, отчасти с целью блеснуть ораторским дарованием нового знакомого, отчасти же в надежде заглушить анекдоты бакалейщика, — мы говорили тогда вечером о природе человека. Ваши доводы показались мне очень убедительными.
— И мне тоже, — сказал Фредерик. Горацио ответил любезным наклонением головы.
— Скажите, какого вы мнения о женщинах, мистер Спаркинс? — осведомилась миссис Молдертон. Девицы жеманно улыбались.
— Мужчина, — ответил Горацио, — мужчина, бродит ли он среди светлых, веселых, цветущих
— Я очень рада слышать, что вы держитесь такого похвального образа мыслей, мистер Спаркинс, — сказала миссис Молдертон.
— И я тоже, — прибавила мисс Тереза. Горацио взглядом выразил, как он счастлив, а молодая особа покраснела.
— А я думаю так… — начал мистер Бартон.
— Я знаю, что вы хотите сказать, — прервал его Молдертон, решившись не давать больше хода своему родственнику, — и я с вами не согласен.
— Что такое? — спросил изумленно бакалейщик.
— Мне очень жаль, Бартон, что я расхожусь с вами во мнениях, — сказал хозяин таким решительным тоном, словно и в самом деле противоречил какому-то его утверждению, — но я не могу согласиться с тем, что считаю в высшей степени нелепым.
— Да ведь я хотел сказать…
— Вы меня не убедите, — сказал Молдертон с видом непреклонной решимости. — Никогда.
— А я не могу вполне согласиться с доводами мистера Спаркинса, — сказал Фредерик, вступая в бой вслед за папашей.
— Как! — воскликнул Горацио, который пустился рассуждать еще более отвлеченно и туманно, когда увидел, что дамы слушают его с восторженным изумлением. — Как! Разве следствие не есть результат причины? Разве причина не предшествует следствию?
— Вот в чем суть, — сказал Флемуэл.
— Разумеется, — сказал мистер Молдертон.
— Ибо, если следствие есть результат причины, а причина предшествует следствию, то вы ошибаетесь, насколько я понимаю, — прибавил Горацио.
— Положительно так, — сказал угодливый Флемуэл.
— По крайней мере таково будет верное и логическое заключение, насколько я понимаю? — вопросительным тоном прибавил Спаркинс.
— Без сомнения, — опять ввязался Флемуэл. — Это решает дело.
— Что ж, может быть, и решает, — сказал Фредерик. — Раньше я этого не понимал.
«А я и теперь не очень-то понимаю, — подумал бакалейщик, — однако надо полагать, что это правильно».
— Какой у него глубокий ум! — шепнула миссис Молдертон дочерям, когда они выходили в гостиную.
— Ах, он просто прелесть! — отвечали обе девицы разом, — говорит, как оракул. Он, должно быть, много видел и знает жизнь.
Когда мужчин предоставили самим себе, воцарилось молчание и у всех был такой мрачный вид, словно их совсем доконала философская глубина состоявшейся перед этим беседы. Первым нарушил молчание Флемуэл, твердо решивший выведать, кто и что такое на самом деле Горацио Спаркинс.