Очерки графомана
Шрифт:
Внутри себя.
Внутри других.
Нам хватит сил с собою не покончить.
На что еще нам хватит сил?
Я не просил у этой жизни больше.
Отсюда просто бы навек свалил.
Но там, где я сейчас, под толщей,
Есть только ненависть к тому,
Что я здесь был.
Ватерлиния
Ты можешь взять мою руку и подойти чуть ближе.
Посмотреть что будет, только не перевернись за борт.
Ватерлинию
С судна я выпал, не хочется больше вести этот торг.
«Помоги себе сам». – Наскреби на двери каюты.
Разлей виски по полу и пафосно чиркни спичкой.
Все равно это море, в морях вечно топят шхуны.
Море боли не помнит, ему наплевать, привычно.
А на палубе снова бал, бесконечно шумно.
Когда корабль тонет, оркестр продолжит играть.
И сколько бы раз ты здесь ни остался безумным,
Ты все равно не найдешь ничего, за что умирать.
Затуши
Сна снова ни в одном глазу.
Но я ведь знаю, что когда-нибудь усну
И не проснусь.
И не останусь в крохотном кармашке ни одной души.
Поэтому расслабься, выдохни и свечки затуши.
Весь мир был соткан из молекул лжи.
Я в ниточках и гранях растерялся.
И знаешь, к черту всю вашу реальность,
Хоть слово лишнее по простоте скажи,
Потом ходи, о сплетни спотыкаясь.
Поэтому завязывай спектакль.
Все было здорово, но было как-то скучно.
Пора расстегивать внутри себя наручник,
Я бросил сцену, чтоб не съела театральность,
Чтоб просто не дожрала показушность.
Уйду за тобой
Город
Духотой поцелует, на легких оставив ожоги.
Я
Переварен в толпе, мы не встретимся больше с тобой.
Ты,
В горизонт уходя, будешь чувствовать что-то по новой.
Здесь
Даже Солнце останется вечно холодной звездой.
Там
Далеко-далеко на полях остывают туманы.
Где
После туч грозовых непременно согреет рассвет.
Я
Никогда не бывал, но хотел побывать постоянно.
Но
Здесь остался замерзнуть на долгие тысячи лет.
День
Принесет новый сон, протекающий болью по венам.
Нет,
Мне сказали о том, что во снах ты не чувствуешь боль.
И,
Закрывая глаза, я уйду постепенно.
Да,
Наконец-то отсюда уйду за тобой.
Могила светлячков
Выдохни тише.
Мы все это время дышали громко.
Твое сердце застыло в холодной корке.
Мое сгнило в банке на полке морга.
И их крики уже никогда не услышат.
И за сталью, такой некрасивою,
За армированною решеткой,
Беззащитно лежит целый мир.
Такой хрупкий, как бы никто не разбил.
В тусклом свете ламп керосиновых
Мы помянем сгоревшие пробки.
Спасибо конечно, что каждый здесь
Просто по-своему жил.
По-своему просто страдал.
По-своему просто и умер.
И все мы по-своему просто немного фальшивые.
Глупые, кто бы чего ни сказал.
Ведомые тайной душевной наживою.
Влюбленные в ночь и городской вокзал.
Я однажды в себе признал,
Что мы здесь беззащитно лишние.
Причем абсолютно все.
Как, собственно, род человеческий,
Распятые на кресте.
Просто мертвые боги из сказок и мифов греческих.
Себе и друг другу мерзкие.
Ни с кем.
Никогда.
И нигде.
Неважно, с какого раза,
Плывущие в пустоте,
Поющие в темноте.
Без особой причины веской
Ослепленные жизнью.
Максимально. На оба глаза.
Просто помни о чем-то важном.
О действительно важном дне.
Пускай все так уродливо сказано,
Мои мысли в оковах слов.
В кандалах и цепях
Без следа затерялись рассказы
О могиле моих светлячков.
Говорят
Говорят,
Если ты еще пишешь -
Значит день твой был прожит не зря.
Говорят,
Если ты еще дышишь -
Значит носит еще земля.
Говорят,
Если ты еще лишний -
Значит просто еще не менял.
Говорят,
Если ты скребешь днище -
Значит ты что-то там потерял.
Говорят.
Но ты их не слушай.
Они только при встрече друзья.
Они ночью придут и придушат.
Твои мысли придушат тебя.
Графоман
Давай потеряемся.
Ладно.
Просто согласен.
Мы и так каждый день растворяемся.
Каждый день просыпаем праздник.
Давай уже.
Хватит пытаться.
Я пробовал тысячи раз.
Тысячи раз задыхался.