Очерки истории цивилизации
Шрифт:
Почти символичным для места и роли Карла в истории было его увлечение похоронами, словно ему не давала покоя потребность собственноручно написать «конец» чему-то, что отжило свой век. Он посещал все похороны, которые устраивались в монастыре, заказывал службы при отсутствии умершего, ежегодно поминал свою жену в годовщину ее смерти, наконец, побывал и на собственных похоронах.
«Часовня была задрапирована черным, и сотни зажженных восковых свечей не могли разогнать мрак. Одетые в черное монахи, домашние императора в черных траурных одеяниях обступили огромный катафалк, также затянутый черным, который установили посередине часовни. Началось отпевание, а затем стали читать молитвы, с которыми тело покойного предают земле. Среди скорбных стенаний монахов возносились молитвы об отошедшей душе, чтобы она была принята
По другим рассказам, Карл, одетый в саван, лежал в гробу, оставаясь там, пока последний из приглашенных не покинул часовню.
Два месяца спустя после этого маскарада он умер. С ним умерло и величие Священной Римской империи. Ей удалось дотянуть до дней Наполеона, но это была уже мертвая империя. И до сих пор ее традиции, так и оставшись без погребения, продолжают отравлять нашу политическую атмосферу.
Фердинанду, брату Карла V, пришлось продолжить неудачный поиск единства. Новый император встретился с немецкими князьями в Аусбурге в 1555 г., и они еще раз попытались установить религиозный мир. Лучше всего эти попытки найти приемлемое решение и слепоту князей и государственных деятелей по отношению к глубоким и масштабным процессам их эпохи характеризует та формула, которую получило их соглашение. Признание религиозной свободы следовало применять не к индивидуальным гражданам, а к государствам: cujus regio ejus religio — чья страна, того и вера: вероисповедание подданного определяется тем, кто правит его страной.
Мы уделили такое внимание в нашем «Очерке» сочинениям Макиавелли и личности Карла V по той причине, что они помогут нам пролить свет на противоречия последующего периода истории. В настоящей главе мы говорили о значительном расширении человеческих горизонтов и о расширении и распространении знания. Мы видели, как пробуждалось сознание простого человека, как первые очертания нового и более справедливого социального порядка начали распространяться во всех областях жизни Западной цивилизации. Но этот процесс освобождения разума и просвещения не затронул королевские дворы и политическую жизнь мира. Все, о чем идет речь у Макиавелли, вполне мог написать и кто-либо из умудренных опытом секретарей при дворе Хосрова I или Ши Хуанди — или даже при Саргоне I или фараоне Пепи. В то время как во всех остальных аспектах мир двигался вперед, в политических представлениях, в представлениях об отношениях государства с государством и самодержца с гражданами он оставался на месте. Скорее, даже отступал.
Великую идею о Католической церкви как о всемирном граде Божьем разрушила в представлениях людей сама же церковь; и мечта о мировом империализме, которая, в лице Карла V, бродила по всей Европе, в итоге оказалась на свалке. Казалось, что в политике мир отступил к единоличной монархии ассирийского или македонского образца.
И дело не в том, что вновь пробужденные интеллектуальные усилия западноевропейцев были слишком поглощены религиозными переменами, научными исследованиями, открытием неисследованных земель и развитием торговли, так что некогда было всерьез задуматься о притязаниях и ответственности правителей. Не только простой народ открывал для себя идеи теократического, республиканского или коммунистического характера в Библии, которая теперь стала общедоступной. Возобновившееся изучение греческой классики принесло с собой творческий и плодотворный дух Платона, оказавший глубокое воздействие на западный разум.
В Англии сэр Томас Мор (1478–1535) создал изящное подражание платоновскому «Государству» в своей «Утопии», изложив идеи своего рода автократического коммунизма. В Неаполе, столетием позднее, некий монах Кампанелла (1568–1639) не менее смело писал на ту же тему в своем «Городе Солнца». Но подобные дискуссии не имели непосредственного воздействия на политическое устройство. Сравнительно с масштабом задачи, эти книги воспринимались скорее как поэтические, не слишком
Интеллектуальное и нравственное развитие западноевропейского общества и политическое движение в сторону монархии макиавеллиевского типа какое-то время развивались в Европе параллельно, но обособлено, почти независимо друг от друга. Государственный муж по-прежнему строил планы и интриговал — так, будто ничего больше в мире не было, кроме власти эгоистичных и самодовольных королей.
И только в XVII и XVIII вв. эти две тенденции — общий поток идей и течение традиционной и эгоистической монархической дипломатии — встретились, чтобы вступить в конфликт.
Книга восьмая
Эпоха великих держав
Глава тридцать четвертая
Государи, парламенты и державы
1. Государи и внешняя политика.
2. Голландская республика.
3. Английская республика.
4. Распад и смута в Германии.
5. Блеск и слава великой монархии в Европе.
6. Музыка в XVII и XVIII столетиях.
7. Живопись XVII и XVIII веков.
8. Распространение идеи великих держав.
9. Королевская республика Польша и ее судьба.
10. Первая схватка за империю по ту сторону океана.
11. Британское господство в Индии.
12. Бросок России к Тихому океану.
13. Что Гиббон думал о мире в 1780 г.
14. Социальное перемирие близится к концу
В предыдущей главе мы проследили зарождение новой цивилизации, цивилизации «современного» типа, которая в настоящее время распространяется по всему миру. Она представляет собой обширное не оформившееся явление, которое и в наши дни все еще пребывает в начальных стадиях роста и развития. Мы уже видели, как средневековые идеи Священной Римской империи и Католической церкви в качестве форм всемирного закона и порядка исчерпали себя, не успев утвердиться. И хотя почти в любой другой области человеческой деятельности наблюдался прогресс, в политической сфере упадок этих всеобщих политических идей Церкви и империи на некоторое время привел к возврату обычных персональных монархий и монархического национализма македонского типа.
Во всем мире конец XVI в. стал свидетелем преобладания монархий, тяготеющих к абсолютизму. Германия и Италия представляли собой лоскутную ткань, сотканную из владений деспотических правителей, Испания была почти деспотией, никогда в Англии трон не был столь могуществен, а по мере приближения XVII в. Французская монархия постепенно становилась величайшей и самой консолидированной державой в Европе. В данной работе мы не сможем отразить периоды и подробности ее подъема.
При каждом правящем дворе существовали группы министров и секретарей, которые играли в макиавеллиевскую игру против своих зарубежных соперников. Внешняя политика является природным занятием королевских дворов и монархий. Министерства иностранных дел — это, так сказать, ведущие персонажи во всех историях XVII и XVIII вв. Они держали Европу в постоянной лихорадке войны. А войны обходились все дороже. Армии больше не представляли собой сборище необученных новобранцев или феодальных рыцарей, которые брали с собой своих собственных лошадей, вооружение и слуг; им требовалось все больше и больше артиллерии; они состояли из наемников, которые требовали оплаты; армии были профессиональными, неповоротливыми и сложными по структуре, они осуществляли длительные осады, им требовались сложные фортификационные сооружения. Военные расходы возрастали повсеместно и требовали все большего налогообложения.
Именно в вопросе налогообложения монархии XVI и XVII вв. вступили в конфликт с новым и неоформившимся стремлением к свободе в народных массах. Правители на практике обнаружит ли, что они не являются хозяевами жизни или собственности своих подданных. Они столкнулись с неожиданным и затруднительным противодействием налогообложению, без которого они не могли продолжать свою дипломатическую агрессию и создавать альянсы. Финансы стали буквально злым духом каждого муниципалитета. Теоретически монарху принадлежала вся страна.