Очерки истории российской внешней разведки. Том 1
Шрифт:
Русско-японская война обнажила кризисное состояние всей государственной машины Российской империи. Разведывательная служба, несмотря на имевшиеся существенные недостатки в ее организации, направляла отдельные сообщения о подготовке Японии к войне. Однако им не придавалось должного внимания в высших эшелонах власти.
«Россия не имеет постоянного правительства, — писал своему руководству тогдашний британский представитель в Петербурге С.С. Райс. — Каждый министр действует самостоятельно, без координации с другими министрами. Происходит курьезное положение. Император (Николай II) — в высшей степени религиозный человек без соответствующего государственного опыта, и даже без совета знающих людей, будучи окруженным великими князьями — в числе тридцати пяти, ни один из которых не находится на фронте войны. И рядом священников и монахинь, или просто церковных женщин… Нет голоса среднего класса. Аристократы без всякого влияния, тоща как бюрократия — чиновничество — живет на взятках. При всем этом миллионы людей в силу обстоятельств беднеют и беднеют, неся ношу налогов и предоставляя государству все необходимое, не говоря уже о миллионе призванных в армию…» [111] .
111
The Letters of Friendship of Sir Cedi Spring Rice. — London, 1929. — P. 425.
Эти «самостоятельные действия» различных ведомств весьма пагубно сказались на ходе событий. Полковник; Главного штаба Гурко, присутствовавший при объявлении Николаем II войны Японии в связи с нападением японских кораблей на русскую порт-артурскую эскадру, в беседе с гвардейскими офицерами, вызвавшимися ехать на Дальний Восток, сказал: «Наша информация о военных приготовлениях Японии против России была просто безобразной. Существовала полная неразбериха между донесениями нашего посла в Токио и военного агента. Каждый из них излагал диаметрально противоположные мнения о подготовленности Японии к войне».
Не меньший вред наносили и внутриведомственные «выяснения отношений». Вскоре после начала военных действий общая организация дальней разведки была поручена генерал-майору Генерального штаба В.А. Косаговскому, у которого сразу же возникли серьезные осложнения в отношениях с генерал-квартирмейстером Маньчжурской армии генерал-майором В.И. Харкевичем. В июне 1904 года Косаговский писал в своем дневнике: «…Харкевич боялся, как бы я не стал ему поперек дороги, и употребил все от него зависящее, чтобы затормозить мне это дело. И, увы, он благополучным образом достиг этой гнуснейшей цели на пагубу русскому делу. Харкевич не только не дал мне ни одного способного офицера Генштаба, но еще и подставлял всюду ножку, подрывая мой престиж и восстанавливая против меня Куропаткина… и вообще весь штаб. А меня он довел до такого нервного возбуждения, что я готов был задушить Харкевича» [112] . Разведотделения армий действовали разобщенно. По свидетельству полковника Генерального штаба П.И. Изместьева, их сводки отличались низким качеством, и бывали случаи, когда в них «документально устанавливалось то, что на другой день документально опровергалось». Кроме того, собственные разведотделения были в штабе Приамурского военного округа и штабе тыла войск Дальнего Востока, Разведка проводилась также штабами войсковых частей, которые действовали независимо друг от друга. Все это свидетельствовало о недопустимой дезорганизации руководства разведкой.
112
ЦГВИА, ф.76, oп. l, д. 217, c. 239.
И, тем не менее, нужно сказать, что именно разведка Генерального штаба являлась центральной, наиболее профессионально подготовленной структурой в системе внешних спецслужб Российской империи до октября 1917 года. Выводы, сделанные руководством царской разведки после поражения в русско-японской войне, не остались на бумаге. Предвидя будущее военное столкновение с Германией, Генштаб российской армии с начала первой декады нынешнего столетия направляет в Германию самых подготовленных и способных специалистов разведки, которым надлежало «быть в курсе» подготовки к войне с германской стороны, а также снабжать российские вооруженные силы секретными техническими и научными новинками, которые можно было бы использовать против армий кайзера.
Основной задачей прибывшего в Берлин полковника Генерального штаба А.А. Михельсона была вербовка надежной агентуры среди сотрудников и технического персонала ряда фирм, работавших над выполнением специальных военных заказов германской армии. Уже первые его шаги привели к заметным результатам. Он организовал приглашение в Германию большой группы офицеров русской армии — сотрудников артиллерийского комитета и конструкторских бюро, а также специалистов электротехнического отдела инженерного управления для «стажировки» на таких важнейших объектах германской военной индустрии, как завод «Рейнметалл» в Дюссельдорфе, завод компании «Сименс-Шуккерт» в Берлине, завод Круппа в Эссене, оптическая фабрика «Карл Цейс Йена» и другие ключевые для военного производства предприятия. Там сотрудники и коллеги полковника Михельсона не теряли времени зря. Один из них — капитан М.М. Костевич — сумел завербовать агента, работавшего в особо секретном конструкторском бюро, которое разрабатывало тяжелые и сверхтяжелые артиллерийские системы. Агент передал Костевичу чертежи новейших германских гаубиц, забыв предупредить, что передает сами оригиналы, а не копии с них. Такая оплошность стоила дорого. Агент был схвачен германской контрразведкой, а капитан Костевич, успевший отправить документы в Петербург, тоже оказался на время за стенами берлинской тюрьмы Моабит. Этот «эпизод» не мог не отразиться и на судьбе полковника Михельсона. Он был объявлен «персоной нон грата» и покинул Германию.
На смену ему в Берлин приехал П.А. Базаров, который с большим размахом принялся за дело. Его интересовало все: и пропускная способность, и мобилизационная готовность железных дорог в Восточной Пруссии, и важнейшие оборонительные сооружения в районах возможных боевых операций, и новые сведения о расположении складов боеприпасов и амуниции немецкой армии. Ему удалось получить документы отдела разведки немецкого Генштаба о его личном составе и агентуре. Вскоре в Варшаве был задержан агент, проявлявший повышенный интерес к российским военным объектам, а в столице империи арестован «исследователь» российской промышленной архитектуры — на самом деле лейтенант германской армии, разведчик Дамм.
Сведения, полученные Базаровым и его людьми в предвоенной Германии, легли в основу многих оперативных мероприятий по линии военной контрразведки. Только по Варшавскому военному округу было арестовано почти полторы сотни австро-германских шпионов.
Принцип необходимости ведения активной агентурной работы не только в военное, но и в мирное время дал хорошие результаты. Достаточно вспомнить вербовку в 1906 году руководителя австровенгерской разведки полковника Редля или вербовку в 1910 году полковника австро-венгерского Генерального штаба Яндржека. От этих агентов поступали исчерпывающие сведения по всем интересовавшим российскую разведку вопросам в этом регионе. Появляются новые агентурные возможности в ряде других стран Европы и Азии.
Расширились горизонты разведывательной работы, вплоть до Африки. На протяжении веков этот континент оставался для России «terra incognita», и только в конце XIX века к нему пробуждается неожиданный интерес в связи с началом осенью 1899 года англо-бурской войны. У разведчиков этот интерес был вызван вполне профессиональными причинами: англичане в этой войне впервые испытали на практике такие «новинки», как разрывные пули «дум-дум», причинявшие тяжелые ранения, автоматическое оружие, новые мощные взрывчатые вещества. Впервые против конницы были использованы бронепоезда. Появились первые концлагеря и колючая проволока. Война в Африке интересовала не только профессионалов, но и самого царя. В одном из частных писем Николай II писал: «Я всецело поглощен войною Англии с Трансваалем; я ежедневно перечитываю все подробности в английских газетах от первой до последней строки…» Впервые в Африку были посланы сотни российских добровольцев. Среди них был А.И. Гучков, известный впоследствии политический деятель, основатель партии октябристов, председатель Государственной думы. Добровольцы не были сторонними наблюдателями: они участвовали в боевых действиях, изучали реальную расстановку сил и истинные интересы ведущих мировых держав на юге Африки. Позднее трижды — в 1908, 1910 и 1913 годах — в командировках в ряде стран Африки побывал замечательный русский поэт Н.С. Гумилев. Его стихи об Африке хорошо известны, но мало кому известна, например, его служебная записка об Абиссинии — информационный документ, характеризующий мобилизационные возможности этой страны… Не случайно во время первой мировой войны Н.С. Гумилев служил в «ближней», войсковой разведке и за храбрость и умелые действия был дважды награжден Георгиевским крестом.
По-разному сложились, судьбы царских разведчиков после 1917 года. Генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, начальник отдела генерал-квартирмейстерской службы, ведавшей вопросами внешней разведки, остался верен профессиональному долгу и в первые дни после революции, а именно 23 ноября 1917 г., был назначен начальником Генерального штаба. Во время гражданской войны возглавлял Военно-законодательный совет при Реввоенсовете — высшем органе военной власти Российской Республики. Н.М. Потапов был уволен в запас по возрасту только в 1938 году, умер в 1946 году, дожив до окончания Великой Отечественной войны. Герой первой империалистической, Николай Степанович Гумилев, к сожалению, стал жертвой известных трагических обстоятельств.
До 1917 года в работе внешней разведки по-прежнему принимали деятельное участие многие сотрудники Министерства иностранных дел. Среди них были и послы. В 1905 году, например, российский посол в Константинополе Зиновьев заполучил агентурным путем копии нот, которыми обменялись министр иностранных дел Турции и австрийский посол в этой стране Каличе. Австро-Венгрия вступила в тайные переговоры с турками, стремясь добиться от них признания за собой исключительного права на покровительство всем католическим учреждениям на территории Оттоманской империи. Как писал сам Зиновьев, он следил за переговорами «весьма осторожно» и черпал сведения о них «исключительно из сторонних источников» [113] . Позднее российский посол в Константинополе добыл из «весьма секретного» источника письма политического характера, которыми обменялись в 1910–1911 годах в преддверии балканской войны министр иностранных дел и военный министр Турции со своим премьер-министром [114] .
113
Архив внешней политики Российской империи, ф.151, оп.482, д.298.
114
Там же, д. 307.