Очерки истории российской внешней разведки. Том 3
Шрифт:
На следующее утро Захара разбудил звонок в дверь. Наскоро накинув халат, он подбежал к двери. Перед ним (в его квартире!) снова стоял «Лицеист». Помятое лицо его выражало полное отчаяние.
«Лицеист» искал в глазах Захара хотя бы искорку сочувствия и снисхождения. И… нашел. Тактика слезливого покаяния, выработанная ночью с гестаповцами, полностью сработала — и уже через несколько минут «друзья» сидели в гостиной за чашкой утреннего кофе. «Ценный» агент Захара сообщал своему шефу специально подготовленную информацию, которую мы приводим полностью, как она в свое время была изложена в телеграмме в Центр самим Кобуло-вым. «Вождем латышских фашистов в Германии «Лицеист» назвал Густава Целминша. Агент якобы заходил к нему, но не застал. Обещал повторить свой визит к латышскому «фюреру» с целью разузнать подробнее о его
В следующий раз, — подытожил телеграмму Кобулов, — я буду давать ему по 500 марок. Он этого заслуживает».
По-видимому, это была одна из последних, если не последняя, встреча Захара с «Лицеистом». Во всяком случае, в личном деле Берлинкса его расписок «Получил сполна. Вилли Кранц» обнаружено не было…
Своеобразно сложилась послевоенная судьба «Лицеиста». В материалах его «дела» сохранились некоторые любопытные документы. Вот один из них.
«Из протоколов допроса Зигфрида Мюллера, род. в 1916 году в г. Штутгарте и арестованного советской контрразведкой в 1945 году.
После начала наступления немецких войск на Восточном фронте я пришел к полковнику СС, бывшему работнику германской разведки Ликусу. Я хотел выяснить возможности дальнейшего использования Берлинкса и познакомиться с его последним отчетом. В докладе Берлинкса излагалось содержание его беседы с Кобуловым, который, по сообщению Берлинкса, утверждал, что советское правительство не хочет войны с Германией».
Гитлер на донесении Берлинкса красным карандашом написал одно слово «лгун», а устно приказал арестовать Берлинкса. Видимо, он, по мнению Гитлера, стал опасным свидетелем закулисной игры, к которой он, Гитлер, приложил свою руку.
«Вопрос. А был ли Берлинке арестован?
Ответ: Нет, не был. Вопрос об аресте Берлинкса был каким-то образом замят, а потом, как мне известно, его тайно переправили в Швецию, где он продолжал вести разведывательную работу в пользу Германии».
Требующая проверки информация о судьбе одного из гестаповских пособников не залежалась на столе руководителя контрразведывательного подразделения Центра. Она была доложена руководству разведки, и из Москвы в резидентуру ушло указание:
«Просим установить, где проживает в настоящее время бывший агент гестапо Орест Берлинке, корреспондент латышской эмигрантской газеты «Бриве Земе» и ряда других латышских эмигрантских изданий. Работал в Германии в 1939–1941 годах и был аккредитован при пресс-бюро германского Министерства иностранных дел. Его возраст — 35 лет. Приметы: рост 170–175 сантиметров, блондин, глаза светлые, фигура спортивная. Хорошо одевается, увлекается автоделом, играет в шахматы, в карты, курит дорогие сигареты. По получении запрашиваемой информации незамедлительно телеграфируйте. Его последний домашний адрес в Берлине…»
Ответы из большинства «точек» не заставили себя ждать. Чаще всего они были предельно краткими: «Нет»; «Не был»; «Не проживал». И даже берлинская резидентура была предельно лаконичной: «Берлин, 2 августа 1945 г. Берлинкс Орест по указанному вами адресу проживал до 1941 года. В настоящее время местопребывание его не установлено».
Судьба другого «героя» очерка — патрона и наставника «Лицеиста» — оказалась более определенной. В 1953 году Амаяк Кобулов вместе с бывшим послом в Берлине В.Г. Деканозовым и самим Берией был арестован. Близость к Берии сыграла свою роль. На сей раз — роковую. После быстрого разбирательства дело о «шпионаже» Деканозова, Кобулова и некоторых других лиц было передано в специальную группу Особого совещания, которое и приговорило их к расстрелу.
47. В «штабе разведки» накануне войны
В начале января 1941 года руководитель внешней разведки, комиссар 3-го ранга П.М. Фитин вызвал для доклада начальника немецкого отделения старшего майора П.М. Журавлева. Разговор состоялся долгий и серьезный, речь шла о развитии советско-германских отношений. Судя по всему, в недалеком будущем Германия намеревалась начать войну с Советским Союзом. Но когда именно, какими силами и в каком месте — над этим предстояло серьезно поработать. Весной 1941 года руководство внешней разведки дало указание разведывательным подразделениям территориальных органов НКГБ и пограничникам о целенаправленном сборе разведывательных данных в отношении германской армии. 10 апреля 1941 г. было направлено распоряжение в берлинскую резидентуру об активизации добычи информации о намерениях и планах Гитлера развязать войну против СССР. В шифртелеграмме № 54 от 10 апреля 1941 г. резиденту в Берлине, в частности, рекомендовалось: «…по вопросам авиации озадачить «Старшину». Через «Шведа» выяснить дислокацию немецких частей в Румынии, через «Испанца» получить сведения о личном составе ВВС. Поручить «Корсиканцу» собрать сведения о положении в военнохимической промышленности, используя для этого возможности «Турка». Добыть военно-технические новинки через «Грека». О состоянии военно-морского флота получить информацию через «Итальянца». Ориентировать «Брайтенбаха» на выяснение дислокации германских воинских частей и строительства укреплений на границе, прилегающей к территории СССР».
Разведка принимала все меры, чтобы не пропустить «день X» — нападения фашистской Германии на Советский Союз. Директива от 10 апреля сыграла здесь свою роль. Однако руководству страны порой казалось, что информация поступает малоубедительная и не до конца раскрывающая замыслы противника.
17 июня 1941 г. Сталин отдал распоряжение наркому госбезопасности В.Н. Меркулову и П.М. Фитину проверить тревожную телеграмму из Берлина, предупреждавшую о возможности нападения Германии в любой момент, поскольку все приготовления для этого завершены, и доложить о результатах. Было также составлено подобное указание в Берлин, но начавшаяся война сделала его бесполезным.
Тем не менее обобщающий документ в самый канун войны был подготовлен. Известная разведчица З.И. Рыбкина вспоминала, как он готовился: «Нам был предоставлен весь информационный материал изо всех резидентур. И мы сидели. Мы с Журавлевым не вылезали из кабинета. Причем смотрели личные дела, смотрели, насколько можно верить источнику, как подтверждались предыдущие информации и т. д. Делали все, чтобы осталось тщательно просеянное и выверенное».
На тексте, извлеченном из архива, сохранилась резолюция: «т. Журавлеву. Держите у себя. 22.VI. П. Фитин».
П.М. Журавлев хорошо понимал значение документа, представлявшего одну из первых попыток Центра подготовить аналитическую записку. Ощущалась острая необходимость создания информационно-аналитического подразделения в структуре разведки (оно было создано в декабре 1943 г.).
Этот документ, условно названный «Календарь “Корсиканца” и “Старшины”» (т. е. Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена), представляет собой почти 11 страниц убористого машинописного текста. В нем перечислены даты получения сообщений с наиболее важной информацией от берлинских антифашистов. Документ наглядно подтверждает, что берлинская резидентура внешней разведки день за днем отслеживала и докладывала в Центр данные, свидетельствовавшие о нараставшей угрозе для страны, показыает, насколько близко они отражали действительность и какую оценку получали у руководства. Среди подысточников информаторов мы видим генерального директора крупной фабрики, имевшего связи среди высокопоставленных военных, ответственного сотрудника Верховного командования вооруженных сил, начальника Военнохозяйственного институга при Комитете по четырехлетнему плану военно-экономической подготовки Германии, курируемого Герингом; Зольме, референта Всегерманской хозяйственной палаты; Эгмонта Цехлина, профессора высшей партийной школы НСДАП, ведущего экономиста химического концерна «ИГ Фарбениндустри»; Лянгелитке, заместителя начальника института по военно-хозяйственной статистике; Грегора, офицера по связи с МИД при штабе Геринга; Лебранда, руководителя восточного отдела во внешнеполитическом ведомстве Розенберга, занимавшегося также и разведкой; Хольцхаузена, офицера штаба авиации; подполковника Геймана, начальника русского отдела штаба авиации; Эрвина Гертца, начальника отдела штаба авиации. Круг охвата источников был достаточно широк. С некоторыми из указанных лиц наши источники поддерживали доверительные отношения, основывающиеся на общих антифашистских взглядах и гуманистических идеях. Что касается других высокопоставленных представителей партийно-государственного аппарата и военных, то они, имея доступ к секретам Германии, делились ими с «Корсиканцем» и «Старшиной» во время деловых или полуофициальных бесед, видя в них патрио и-чески настроенных немцев.