Очерки истории российской внешней разведки. Том 3
Шрифт:
Только через шесть долгих лет, в мае 1947 года, стало известно о некоторых деталях дела «Лицеиста». Их раскрыл в ходе допроса Зигфрид Мюллер, с 1937 года служивший в берлинском отделении гестапо. По приказу одного из руководителей PCX А (Главного управления имперской безопасности) он был определен на работу в подразделение 4-Д, проводившее специальные мероприятия в отношении иностранцев, аккредитованных в Берлине. Вот что рассказал Мюллер советскому следователю на допросе 21 мая 1947 г.:
«Вопрос. А что, гестапо так и не смогло в то время найти подходов к советскому посольству в Берлине?
Ответ:
…Но вернемся к работе с «Лицеистом». Обеспокоенный Центр пытался по крохам сведений о Берлинксе составить хотя бы приблизительный мозаичный портрет «ценного» агента Кобулова. Латышские друзья Москвы взялись проверить каждый факт биографии «Лицеиста» и дать о нем свое заключение. Буквально в течение нескольких дней удалось установить, что «Лицеист» отнюдь не русофил и уж тем более не «просоветски настроенная личность». Его часто встречали в кругу немецких поселенцев в Латвии, а все его самые близкие друзья были без ума от успехов «великого фюрера».
В берлинскую резидентуру ушла телеграмма с фифом «вне очереди»: «Мы получили сведения, что «Лицеист» якобы настроен антисоветски. Будучи в Латвии, старался распространять там идеи национал-социализма. Сведения получены нами от заслуживающего доверия источника. Вам следует иметь их в виду при взаимоотношениях с “Лицеистом”».
Но куда там! Кобулов верил в свою «звезду» и отмахивался от неоднократных предупреждений Центра. А тем временем в Москву продолжали поступать такие, например, сообщения:
«Как заявил в личной беседе со мной [ «Лицеистом»] ответственный сотрудник бюро Риббентропа Клайст, немцы рассчитывают уничтожить Англию в течение трех недель. Клайст сказал, что вовсю идет подготовка также к нюрнбергскому съезду НСДАП, который явится съездом мира, так как «низвержение английского владычества несомненно». Представитель бюро Риббентропа отметил также, что беседы Молотова с Гитлером произвели на последнего «наилучшее впечатление». Гитлер на основе переговоров с советским наркомом иностранных дел пришел к убеждению, что Советский Союз имеет абсолютно серьезные намерения относительно дружественных отношений с Германией».
Развернутая Берлином беспрецедентная кампания дезинформации, в которой «Лицеист» играл далеко не последнюю скрипку, сбивала с толку многих. Гитлер лично приказал широко распространять по всем каналам сведения о том, что «концентрация войск против России является самой великой военной акцией по дезинформации противника в истории и имеет лишь целью отвлечь внимание от последних приготовлений к вторжению в Англию». Такое распоряжение Гитлера якобы содержалось в его указании от 6 февраля 1941 г. В нем говорилось также, что до окончания перегруппировки войск следует усилить активность авиации и флота в район-? Ла-Манша, чтобы «создать видимость предстоящего якобы еще в этом году нападения на Британские острова». Случалась время от времени и информация, которая, по мнению Захара, должна была просто заинтриговать руководство тогдашней Лубянки:
«Поездка В.М. Молотова в Берлин, — спешил сообщить в Центр Кобулов, — является событием необозримой важности и последствий. Это — начало «новой эры» (слова посланника Шмидта, произнесенные 9 ноября 1940 г. в узком кругу в иностранном клубе печати в Берлине, как сообщил резидент. — Ред.). Все опасные моменты германо-русских отношений пройдены, и с настоящего времени можно надеяться, что Россия наконец полностью поняла свое положение в новом мировом порядке и что этим практически решены все большие политические проблемы. Англия не изменит ситуацию. Она будет разгромлена в течение двух-трех недель».
В один из майских вечеров 1941 года тишину подъезда дома, где жил А. Кобулов, нарушил стук каблуков. Оглядываясь по сторонам, молодой человек торопливо подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Пару мгновений за дверью было тихо, а затем послышались неторопливые шаги. «Кто здесь?» — послышался обычный в такой ситуации вопрос. «Это я, господин Кобулов. Ради Бога, извините! Я только на одну минуточку».
Звякнула дверная цепочка. Вечерний гость быстро проскользнул в ярко освещенную щель и, будто забыв, зачем пришел, почему-то вдруг замер по стойке «смирно». От него изрядно попахивало спиртным.
— Простите, что беспокою вас, господин Кобулов, но дело, с которым я пришел, не терпит отлагательств. Завтра утром будет сформирована команда журналистов, которая по заданию Министерства пропаганды едет во Францию. Мне обещали место в этой команде.
— Ну а я-то здесь при чем? — недовольно поморщился Захар. — У Министерства пропаганды доктора Геббельса свои задачи, а у меня — свои.
— Но неужели, господин Кобулов, вам не интересно, что ваш друг побывает на оккупированной германской армией французской пограничной территории?
— Почему не интересно? Даже очень интересно попутешествовать за счет имперского орла.
— Нет, деньги я буду платить свои, вернее, ваши, господин Кобулов. Да и прибавку вы мне обещали с трехсот рейхсмарок до пятисот, — чуть слышно промямлил «Лицеист».
Буквально через пару дней шифровальщик принес Кобулову расшифрованный текст срочной телеграммы. Уже первая строка текста привела его в бешенство: «Информация «Лицеиста» содержит много воды и совсем мало фактов, — прочитал он. — Кроме того, информация содержит много неточностей, противоречивых и сомнительных данных, а также изобилует общими местами, — говорилось далее в телеграмме Центра. — «Лицеист» черпает свою информацию у лиц, предназначенных германским государственным аппаратом для «питания» прессы. Что касается поездки «Лицеиста» во Францию, которую германские власти специально организуют для иностранных журналистов, то возникает вопрос: не окажется ли поездка «Лицеиста» во Францию более полезной для Германии, нежели чем для нас?»