Очерки истории российской внешней разведки. Том 6
Шрифт:
— Указ о вашем назначении президент России подписал 20 мая 2000 года. В то время Вы, генерал-лейтенант, были представителем СВР в Соединенных Штатах. Ожидали такого повышения?
— Честно говоря, назначения на должность директора Службы внешней разведки я не ожидал. Позже узнал, что мою кандидатуру предложил Вячеслав Иванович Трубников, которого я и заменил на этом посту.
— Насколько соответствовали действительности некоторые утверждения или, если угодно, слухи о том, что Вы были знакомы с Владимиром Владимировичем Путиным и даже какое-то время работали
— Этот вопрос мне задают постоянно. Да, мы работали одновременно в германском регионе, но лично там не встречались. Это не игра в конспирацию, так и было.
— Как строятся ваши взаимоотношения с главой государства сегодня? Часто ли видитесь с президентом?
— Я регулярно общаюсь с президентом, нередко участвую во встречах силовиков, в других совещаниях, которые проводит Владимир Владимирович.
— О чем докладываете, сообщаете президенту? В какой форме делаете свои доклады?
— Формы доклада самые разнообразные. Это и устные сообщения в ходе заседаний, и письменные докладные, и общение один на один.
У меня есть возможность при необходимости в любой момент обратиться к президенту.
— Насколько помогает то, что президент в свое время работал в Службе внешней разведки?
— Естественно, понимание президентом проблем разведки, знание специфики ее деятельности облегчают для меня общение с ним.
— Ваши предшественники на посту руководителя внешней разведки — и Леонид Шебаршин, и Евгений Примаков, и Вячеслав Трубников — были великолепными специалистами, скажем так, по юго-восточному региону. Вы же трудились в Германии, в США — специфика иная. Отразилось ли ваше назначение на приоритетах сегодняшней внешней разведки? Изменилось ли что-либо коренным образом с вашим приходом за эти полтора с небольшим года?
— Задачи внешней разведки — в надежной защите государства от внешних угроз и не зависят от «специализации» ее руководителей. К моменту моего назначения директором разведка уже была хорошо отлаженным механизмом, и не было необходимости что-то менять. Поэтому каких-то серьезных изменений не произошло, приоритеты остались те же. Но нюансы вносятся каждый день в зависимости от развития ситуации в мире. Вот выдвинулась, скажем, на первое место тематика ПРО — естественно, мы должны уделить большее внимание этой проблеме. Или сегодня исключительно важна борьба с международным терроризмом. И мы изыскиваем дополнительные возможности на этом направлении, хотя и тем и другим мы занимались и раньше.
— Позвольте вернуться к вашей личности. Догадываюсь, что свободно владеете английским и немецким…
— Первый иностранный язык у меня немецкий, второй — английский.
— А могли бы при необходимости сойти в Германии за своего?
— Я работал во всех частях Германии с 75-го по 95-й год. Когда пришел в разведку, мне, лейтенанту, сразу определили германское направление. Но что сошел бы за немца — не уверен, все-таки выдает акцент. Короткое время мог бы продержаться, но потом все равно распознали бы.
— А английский?
— С английским слабее, практики маловато. Хотя иногда беседы вел сам, когда приходилось беседовать без переводчика.
— Однажды в прессе проскользнуло, что Вы, исконно русский, родившийся 9 апреля 1948 года в городе Джизаке, говорите и по-узбекски. А потом, учась в Чернигове, освоили и украинский. Это правда?
— Когда жил в Джизаке, говорил по-узбекски, но с тех пор прошло 36 лет, и многое забылось. Потом, прожив десять лет в Украине, приобрел и навыки украинского языка.
— Позвольте обратиться к вопросам более сложным. Никакая разведка не комментирует деятельность своих агентов, их удач, достижений. Но случаются и провалы. Эймс, Ханссен, Трофимофф — ведь они были арестованы в Штатах не просто так. Видимо, чаще всего на людей, сотрудничавших с СВР, выводили предатели. Как борются во внешней разведке с этим злом? Создается впечатление некоей безнаказанности. Ушел, предал да еще обязательно проявил себя в мемуарном жанре…
— СВР участвует в тайной войне. В любом противостоянии бывают и победы, и поражения, и предательства. К сожалению, предательство старо как мир, идет еще от Иуды. Но в том-то и сила личности, что она умеет подавлять в себе низменное, недостойное. И замечу, что в разведке людей, предавших, изменивших Родине, — единицы. Отношусь я к ним так, как только и можно относиться, — с глубочайшим презрением.
По ним ведутся расследования, возбуждаются уголовные дела. Если есть возможность привлечь к ответственности, то делается и это. Если они находятся за рубежом, то приговоры выносятся заочно. Наша служба давно отказалась от спецмероприятий типа «человек попал под машину» или «укололся зонтиком». Тем не менее мы отслеживаем деятельность отщепенцев, в том числе, как Вы выразились, их «эпистолярные труды».
— Сергей Николаевич, а с генерал-майором Калугиным, который на недавнем суде выступил со свидетельскими показаниями против Трофимоффа, Вы в США никак не пересекались?
— Видел его там издалека на некоторых мероприятиях и приемах.
— Существует сравнительно новая версия, будто у Калугина тяжело заболела жена, и американцы на него нажали: или идешь в суд свидетельствовать, или выкатываешься.
— Сомневаюсь в этой версии. Думаю, что Калугин уже давно созрел для предательства, и давить на него не пришлось.
— Многие работники СВР утверждали в прессе, будто Калугина еще в юные годы завербовали американцы.
— Нельзя исключать. Но хватит об Иудах.
— Давайте тогда о тех, кому Вы верите и доверяете. В вашу Академию разведки большой конкурс?
— Подбор у нас сугубо индивидуальный, длительный, кропотливый. Идут к нам с желанием, причем сильные ребята из престижных вузов. Рассказывают, в начале 90-х некоторые абитуриенты на экзаменах слово «доллар» стали писать с большой буквы, а Родина — с маленькой. Да Вы не записывайте на магнитофон, это же анекдот тех лет. Если серьезно, то сейчас приходят хорошие ребята. Между прочим, заведомо зная, что обрекают себя на не самое благополучное материальное положение.