Очерки мордвы
Шрифт:
Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: "Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял её зеленый венок".
Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели «величанье» своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают её смысла.
(Катя, Катерька (то есть Катенька) матерька, щегольски одевается, ходит щегольски и важно! Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом, [16] как заря, горит она в штофном платье).
16
Шестиполосная узорчатая рубашка — самая
(Девка хорошая Татьяна. А почему она хороша? Потому что рубашечка на ней красивенькая, рукавчики у ней долгонькие, глазки у ней черненькие).
(Софья Рязанова! Как облупленная липа, бело её тело; как скатанный льняной холст — на ногах её обувь, [17] а походка её как у детища лучшей лошади).
Величанья девушек поются и при других случаях, например, на свадьбах ими величают невесту, на посиделках поют то одной, то другой мордовской девушке также похвалы. Иногда эти величанья вставляются в песни. Таким образом первое из приведенных величаний поется в средине песни о том, как мордовская красавица, имевшая много женихов, не хотела идти за богатых, потому что в доме богатого работы много, и вышла за бедняка, у которого не было ни кола ни двора; а третье в начале песни о том, как одну красавицу выдали замуж за разбойника, и как она ночью нечаянно увидала, что он натачивает нож.
17
"На ногах её обувь, как скатанный льняной холст". Мордовки особенно щеголяют своими ногами, для чего и носят короткие рубахи и понявы. Условие красоты ног состоит в их толщине и крепкой походке. Мордовки для того наматывают вместо онуч по нескольку аршин тонкого льняного, хорошо выбеленного холста и стараются, чтоб он лежал как можно глаже. Мордовки отличаются бодрою походкой, они всегда держат голову прямо и высоко, никогда не опускают глаз в землю и ступают сильною, ровною поступью. Отсюда сравнение походки девушки с походкой породистой лошади.
Набрав достаточное количество яиц, масла и муки, девушки, неся разукрашенную березку, под вечер идут из деревни на ближайшую речку, ручей, ключ иди колодец с песнями, сходными с русскими семиковыми. Как скоро выйдут за околицу, поют:
Благослови, Троица,Богородица,Нам в лес идти,Венок сплестиБерезовый.Ой Дид Ладо! [18] Березка моя!Мы в лес идем,Цветков нарвем,Венки совьем.Ой Дид Ладо!Березка моя!Пойдем шажком,Лужком, бережком,Сломим с березы веточку,Совьем венки,Бросим на воду.Ой Дид Ладо!Березка моя!Плыть ли венку,Тонуть ли венкуБерезовому?Плыви, венок,Не тони, венок.Ой Дид Ладо!Березка моя!18
Дид Ладо — заимствованы, конечно, мордвой у русских. Они упоминались в мордовских песнях издавна. По крайней мере, из записок Мильковича о "Мордве Симбирского наместничества" (рукопись), знаем, что это было более ста лет тому назад, в первой половине XVIII столетия.
Придя на речку, становят разукрашенную березку на берегу и разводят огни для приготовления яичницы и драчоны. В иных местах с березки снимают все навешанное и привязывают к ветвям березки, стоящей на корню. Вокруг неё девушки становятся кругом, прявт-тевтярь, как начальница праздника, кричит: "сакмеде!" (молчите), и, когда все замолчат, читает: "Кёлу-Пас! вынимань монь (божество березы, помилуй нас); Анге-Патяй-Пас! давай нам добра здоровья". Затем кланяются березе в землю, и это повторяется трижды. После этого поклонения божеству березы, снимают с голов своих венки и бросают их в воду. При этом замечают: чей венок поплывет, та девушка скоро замуж выйдет, а чей потонет, та скоро умрет. Затем разуваются и моют в воде ноги. Наконец «раздевают» березку, то есть снимают с неё все на ней навешанное, разламывают ее и бросают в огонь, на котором приготовляют яичницу и драчону. Когда кушанье готово, прявт-тевтярь кричит: "сакмеде!", и читает молитву, обращаясь сначала к Чам-Пасу, потом к Анге-Патяй, прося ее о здоровье и о хороших женихах, а наконец в Кёль-oзаису, принося в жертву этим божествам, приготовленные кушанья, при чем сковороды трижды поднимают вверх. Съевши все изготовленное, девушки начинают «кумиться». Для этого делают большие венки из березовых ветвей и после песни целуются через венок одна с другою. Песня в Симбирской и Нижегородской губерниях при этом поется следующая. Она употребляется и русскими:
Покумимся, кума, покумимся,Мы семицкою березкой покумимся.Ой Дид Ладо честному Семику,Ой Дид Ладо березке моей,Ещё кумушке, да голубушке.Покумимся,Покумимся,Не браняся, не сваряся!Ой Дид Ладо, березка моя!Покумившись, девушки возвращаются в деревню всею гурьбой c громкими песнями:
Матушка Троица,Еще Богородица,Да еще Семик честной,Дайте нам шильцо да мыльцо,Белое белильцо,Да зеркальцо,Копейку да денежку,ОйЗдесь обращение к Троице есть, по всей вероятности, остаток бывшего прежде обращения к трем главным божествам: Чам-Пасу, Нишки-Пасу и Вед-Пасу, обращение к Богородице есть несомненно обращение к богине Анге-Патяй, а под именем честного Семика разумеется Кёлу-oзаис, бог березы, в честь которого справлялся этот праздник мордовскими девушками.
На другой день, в кереметь, посвященный богине Анге-Патяй, на общественный молян собирались и старые и молодые, и мужчины и женщины. Три девушки приводили купленную на собранные париндяитами и янбедами деньги белую годовалую овцу. Перед тем мыли ее в речке и к рогам иногда привязывали березовые ветви. Если на молян собиралось много народу, приводилось две, три и более овец. Введя в восточные ворота керемети овец, девушки отдавали их позанбунаведам, которые привязывали их к овечьему юбу (столбу у восточных ворот), отводили на поварню (тер-жигать), кололи жертвенным ножом, шкуру вешали на юбах, а янбеды варили мясо. Девушки с березовыми ветвями, украшенными платками, и с полотенцами в руках, становились перед священною березой, которую также украшали, привязывая к ней полотенца, платки, каркс-чамаксы и пр. Позади девушек становились женщины, а за ними мужчины. Принесенные из домов яичницы, драчону и пшенную кашу в горшках развешивали на рычаги, а перед березой ставили бочку сыченого пива (пуре). Девушки, избрав из себя трех, давали им яйца из собранных накануне, и те на заслоне делали "мирскую яичницу". Затем возатя влезал на дерево и совершал обряд моления, как он описан в предыдущей главе. Вместо прысканья на народ пивом, он, обратясь с молитвой к Кёлу-oзаису, бросал зеленые березовые ветви с священного дерева, их подбирали девушки и, сделав из них венки, надевали на головы. Им первым на этом моляне давали и сыченого пива, и баранины, и щурьи, и яичницы с драчоной.
По окончании моляна мужчины и замужние женщины расходились по домам, а девушки с песнями шли к ручью, разувались и мыли ноги. Потом опять кумились, то есть целовались друг с другом через венок, и затем как венки, так и березовые ветви, что держали при жертвоприношении в руках, бросали в воду.
Этим весенний праздник Анге-Патяй не оканчивался. Через неделю, в четверток на Троицкой неделе, совершался так называемый «бабань-молян», в котором принимали участие старухи, или, точнее сказать, вдовы, без участия мужчин, замужних женщин и девушек. Из молодых вдов могли участвовать только не имевшие намерения вступать в новый брак. В свою очередь, если у старухи муж был еще жив, она не имела права участвовать в бабань-моляне хотя бы ей было и девяносто лет от роду. Таким образом третий летний праздник в честь Анге-Патяй был вдовьим праздником, почему и назывался «бабань-каша», или "бабань-молян" [19] Накануне четверга собирались пять, шесть или семь старух и ходили по деревне сбирать припасы. Собирали девять куриц, с каждого двора по нескольку копеек денег, с каждой женщины по четыре яйца и несколько масла, сметаны, муки, круп, хлеба, соли и пр. Собранное отдавали избранной старшей старухе «прявт-баба». Эту должность обыкновенно занимала повивальная бабушка деревни — «буламань». На собранные деньги покупали старую овцу. В четверг поутру, при восходе солнца, старухи собирались в одно место и несли на речку, ручей или ключ впереди всего березку, на которую навешивали несколько 6елых платков или полотенец, затем несли пятнадцать горшков сваренной из собранного пшена каши, прочие припасы и живых овцу и кур. Для заклания овец и кур вдовы приглашали вдовца-старика, обыкновенно кого-либо из позанбунаведов. На берегу ручья или ключа, но непременно в роще и преимущественно березовой, старухи разводили огонь и вешали над ним котлы. В одном, ведер в десять, варили салму — жидкое тесто с маслом, и на больших заслонах делали яичницу. Когда все это сварится, они все приготовленное расставляли на земле и в середине расставленного кушанья втыкали в землю, принесенную из деревни, разукрашенную платками и полотенцами березку. Затем становились вокруг, и три из них, выступив вперед, говорили в один голос молитву. Мы не имеем текста старинной мордовской молитвы, употреблявшейся на «бабань-моляне», но вот как теперь, по свидетельству священника села Вечкомова, Бугурусланского уезда, Федора Шаверского, старухи читают молитву перед иконой, которую приносит с собой из дома: "Господи Пас-Корминец! пой нас и корми, а народу православнова роди многа всякий хлеб". Потом, глядя на небо, продолжают: "Ты, батюшка Илья Великий, шли на землю теплую росу и тиху погоду". Затем, взглянув на речку или на родник: "Вода матушка, подай всем хрещеным людям добрый здоровья. Кто выпьет, кто съест тебя, тому дай здоровья, а кто купатся, тому дай легость и радость. Дай добрый здоровье и скотина, котора тебя пьет". После того, притрогиваясь ко всему поставленному на земле, старухи говорят: "Тебе, Господи, салма, яичница, лепешки и сметана — принимай, а чего просим давай. Дай, Господи-Пас и матушка Пресвятая Богородица, народу православнова много всякой скотины, чтобы родилось много ребят, чтобы росли большие и были здоров".
19
Русское слово «баба» у Мордвы не означает замужнюю женщину, но только вдову. Замужняя женщина, хотя бы и старуха, называется «молода», "молодуха". Впрочем, и у русских слово «баба» употребляется иногда в смысле вдовы. "Толковый словарь" В. И. Даля, I, 28.
Эта молитва, как говорит в своей записке о. Шаверский, читается старухами трижды. Конечно, основой её послужила забытая уже Мордвой старинная их молитва, обращенная к божествам. Судя по её содержанию, можно, кажется, безошибочно заключить, что в ней обращались сначала к Чам-Пасу, именем которого начиналась у эрдзядов и терюхан каждая молитва, Нишки-Пасу, которого крещеная Мордва переименовала в Илью Великого, к Вед-Мастыр-Пасу, богу воды, и наконец к Анге-Патяй.
Прочитав приведенную молитву, старухи, говорит о. Шаверский, начинают есть салму, смешивая ее с яичницей и сметаной, и, позавтракав таким образом, тут же ложатся спать. Проснувшись около полден, они принимаются за жертвоприношение. Приходит приглашенный старик, колет овцу и девять куриц и варит мясо их в воде без соли. Когда все уварится, старик вынимает мясо из щурьи, кладет в корыто и ставит на землю близ реки или родника. Старухи к мясу приставляют пятнадцать горшков каши, выкладывают ее в чашки и мешают с маслом. Изготовив все таким образом, становятся на колени перед иконой, и три старухи читают следующую молитву: "Господи Пас-Корминец! Пой нас и корми и давай нам много всякого добра, а всему народу добрый здоровья. Великий Пас, дай, чтоб мы были здоровы, дай спорину в работе и во всяком деле, куда пойдем, дай счастливый путь. Чего у тебя просим, о чем молим, того, Пас-Корминец, всегда давай нам. Матушка Пресвятая Богородица, уроди много хлеба, дай нам лошадей, коров и овец, и чтоб на них мягкая была шерсть. Спаси, Господи Пас-Корминец, весь народ православный от лихого человека, от голодуна, [20] не попусти на нас, поставь его, Господи, вверх ногами и сломи ему правую руку и вышиби у него правый глаз". Затем, дотрогиваясь до каши, баранины и пр., говорят: "Вот Тебе, Господи Пас-Корминец, вот тебе, матушка Пресвятая Богородица, каша, цельный хлеб, овечье мясо, курятина и щурьба. Принимай, чего просим, подавай". По прочтении этой молитвы трижды, старухи садятся на землю кругом приготовленного кушанья и обедают. Тут приходят на мольбище и мужчины и молодые женщины из той же деревни, и старухи дают им часть своего обеда. Затем остатки собирают и уносят домой. Часть из остатков каши зарывали потом в западном углу овечьего загона, а другую клали под камень «кардо-сярко», остальное же съедали с домашними на другой день. Березку ставили в овечьем загоне, а ветви с неё развешивали по нашестям кур.
20
Колдун