Очерки времен и событий из истории российских евреев (Уничтожение еврейского населения, 1941 – 1945). Книга 5

Кандель Феликс Соломонович

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

Уничтожение евреев на территории СССР – 1941-1942 годы

ОЧЕРК СОРОК ВОСЬМОЙ

Начало войны и эвакуация населения. Методы уничтожения на оккупированных территориях

1

22 июня 1941 года.

Ранним утром немецкие войска пересекли советскую границу и начали стремительное наступление. 24 июня они заняли столицу Литвы Вильнюс‚ 28 июня – столицу

Белоруссии Минск‚ 1 июля – столицу Латвии Ригу‚ 7 июля – Бердичев‚ 9 июля – Псков и Житомир‚ 11 июля – Витебск‚ 13 июля – Бобруйск‚ 16 июля – столицу Молдавии Кишинев. К восемнадцатому дню войны немцы захватили Литву‚ Латвию‚ Белоруссию‚ значительную часть Украины‚ Молдавии‚ Эстонии и продолжили продвижение на восток.

Из воспоминаний о первых днях войны (Витебск): "Немецкие самолеты налетали так внезапно, что зачастую воздушная тревога объявлялась вслед за взрывом бомбы. Предлагалось уйти в укрытие, но где можно укрыться, никто не знал. Город не был готов к нападению…"

Эвакуация населения из приграничных районов была практически невозможной; даже те‚ кто пытался бежать‚ вскоре оказывались в тылу наступавших немецких войск и вынуждены были вернуться в свои дома. Чем ближе к границе‚ тем беспорядочнее происходила эвакуация: толпы растерянных людей на вокзалах штурмовали поезда, пытались уехать на автомобилях‚ велосипедах‚ подводах‚ уходили пешком, везли в колясках грудных детей, несли вещи. Немецкие самолеты бомбили поезда‚ расстреливали людей из пулеметов на бреющем полете‚ танки и парашютные десанты отсекали беженцев‚ а потому количество населения‚ сумевшего эвакуироваться из западных областей СССР‚ зависело от расстояния населенных пунктов до границы и от быстроты передвижения немецких частей.

Советская власть не доверяла жителям территорий, присоединенных к СССР в предвоенные годы, хотя они и считались гражданами страны Советов. Беженцев из Западной Украины и Западной Белоруссии задерживали на границе‚ существовавшей до сентября 1939 года‚ беженцев из стран Прибалтики – на границе 1940 года. Из воспоминаний евреев, пытавшихся спастись: "В поезда пропускали только тех‚ кто показывал билет члена партии. Тысячи шли пешком по дорогам и тропинкам. Немецкие танки обгоняли их. Часть бежавших была уничтожена, и трупы неделями валялись в лесах и на полях. Другие вернулись в Вильнюс‚ разбитые‚ голодные‚ измученные..."

"Мы прожили у границы двенадцать страшных дней и ночей. За это время тут скопились тысячи беженцев. Толпы людей‚ большей частью евреев... умоляли, чтобы им позволили бежать дальше‚ но их не пускали. Пропускали только коммунистов‚ членов партии с "кашерными" документами. Мы‚ остальные‚ "трейф"‚ у нас нет права на спасение‚ хотя мы уже более года советские граждане..."

"Когда немцы подошли на десять–двенадцать километров‚ пограничная стража внезапно исчезла. Только тогда мы могли двинуться дальше‚ – но далеко ли убежишь‚ когда враг так близко?.." – "Немцы продвигаются молниеносно. Непрерывно бомбят дороги. Путь усеян трупами беженцев и красноармейцев, разбитыми танками и автомобилями. Непрекращающиеся разрывы. Вонючая гарь. Агония умирающих…"

Анатолий Рубин:

"Я пошел вместе с людским потоком на восток. Шли весь вечер‚ всю ночь. Изнемогавшие люди бросали свои жалкие пожитки‚ которые они захватили из дома... Всё время нас обстреливали немецкие штурмовики‚ и мы бросались врассыпную в поле или в лес и ложились на землю. Некоторые так и не поднялись… Идти дальше на восток было невозможно, и мы… отправились назад в уже оккупированный Минск…

Навстречу нам двигался из Минска поток крестьянских телег, нагруженных награбленным имуществом бежавших. Одна еврейская семья опознала свою мебель и пришла в негодование. В ответ мужики набросились на эту семью, избили, а потом еще и насмехались: "Вам это уже не понадобится…"

Наконец мы добрались до Минска. Город лежал в развалинах.

Весь центр был разрушен. Пахло гарью. Стоял смрад от разлагавшихся трупов…"

2

Евреи были наиболее угрожаемой частью населения страны‚ но планов их эвакуации не существовало‚ не существовало вообще эвакуационных планов‚ подготовленных заранее‚ – И. Сталин не верил, что немцы нападут на СССР в 1941 году, да и военная доктрина Красной армии предполагала быстрый разгром противника "в его собственной берлоге". За неделю до начала войны центральные газеты опубликовали официальное заявление: "Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз", слухи о намерении Гитлера напасть на СССР "лишены всякой почвы". Население страны психологически не было подготовлено к войне, тем более к войне на своей территории, и это сыграло свою роль в первые месяцы после начала боевых действий.

Из сообщений в газетах и по радио трудно было понять, где находится линия фронта, а потому при неожиданном подходе немецких войск многое зависело от расторопности местных властей‚ от их способности принимать самостоятельные решения‚ не ожидая указаний сверху, в атмосфере хаоса‚ охватившей прифронтовые районы. Порой местное начальство утверждало‚ что эвакуации не предвидится‚ город не сдадут ни при каких обстоятельствах‚ требовало "не паниковать‚ не нарушать государственную дисциплину"‚ угрожало наказанием за дезертирство – самовольный уход с рабочего места‚ а через день-два спешно покидало вверенный ему населенный пункт.

Почти все автомобили были переданы для нужд армии, железнодорожный транспорт предназначался в основном для военных грузов; организованно уезжали со своими семьями советские и партийные деятели‚ занимавшие достаточно высокие посты‚ а также работники крупных промышленных предприятий‚ которых вместе с оборудованием вывозили на восток. Когда Красной армии удавалось задержать немецкое продвижение, количество эвакуированных возрастало‚ но если при отступлении взрывали мосты через реки‚ бегство становилось невозможным.

В западных районах СССР многие евреи жили в местечках и в небольших городках, откуда не было практически никакой организованной эвакуации. Мужчины ушли в армию в первые дни войны, оставались женщины, старики и дети, которые не решались тронуться в путь. Еврейские семьи были многодетными, что также не способствовало передвижению, а вид беженцев из приграничных районов "наводил на мысль, что лучше оставаться на своем месте, чем ехать куда-то голодать и сидеть на холоде".

Одни не хотели покидать дома‚ где они родились, состарились‚ нажили имущество за долгие годы; другие считали‚ что война продлится недолго – следует переждать несколько дней‚ придут русские танки и прогонят немцев; третьи не знали за собой никакой вины: "Мы политикой не занимаемся. Работали и дальше будем работать. Никто нас не тронет: не за что". Было и немало фаталистов, которые отказывались принимать какое-либо решение: "Что станет с людьми‚ то и с нами". И еще одно, немаловажное. Еврейские общины прежних времен со своими руководителями и духовными лидерами, отличавшиеся солидарностью в трудные моменты жизни, уже не существовали, и каждый был предоставлен самому себе, собственному выбору – уходить или оставаться на месте.

"Одни были за то‚ чтобы немедленно бежать из горящего города‚ а другие не хотели трогаться и доказывали‚ что всё обойдется. Мне запомнилась фраза‚ сказанная на идиш: "Бросить хлеб и идти искать объедки? Нет‚ я на это не согласна!" Такие же сборища были и у соседей. Все волновались и спорили..." – "Не раз я собиралась уходить, но мне сразу представлялась такая картина: вот я сажусь в вагон, не успеваю посадить детей, поезд трогается и на перроне остается мой ребенок. Он плачет, а поезд меня увозит. При этой мысли я теряла силы и волю – лучше умереть, но умирать вместе со своими детьми…"