Очевидцев, помнится, не было
Шрифт:
– Я же мог не успеть разглядеть фотокарточку. Я мог и не узнать его. – Он подошел к Сергею, но Шурик поднялся и встал
Трое молча смотрели на него.
– Уходи, – прошептал Масляков, губы его кривились и дрожали, – уходи, Сбруев. Пока... жив.
– И пойду, – ответил Николай. – Я пойду, и все, – повторил он и стал шарить в траве в поисках пистолета.
– Может, ты утром зайдешь в прокуратуру? – спросил Петровский. – Если у тебя есть еще...
– Конечно, конечно, – перебил Николай, нашел пистолет и разогнулся. – В прокуратуру, конечно, в прокуратуру. – Он шагнул в кусты, и они мокро зашелестели.
Петровский посмотрел ему вслед и, хотя понимал, что оправдание неубедительно, да и не нужно, сказал:
– Сережа... мы считали... ты один не был расстрелян. Мы не могли понять, а ты не объяснил.
– Гестаповец, который допрашивал, понял Сергея Косых, – Сергей говорил о себе в третьем лице. – Он понял, что Косых легче умереть, чем остаться жить. Губер не любил делать людям приятное.
– Как ты узнал, что Николай... – Шурик запнулся.
Сергей сказал:
– Вы помните Анку? В ту ночь она кричала: «Сбруев не уйдет от тебя, Сережа! Ты слышишь? Я верю, он не уйдет от тебя!»