Очевидец Нюрнберга. 1945-1946. Воспоминания переводчика американского обвинения
Шрифт:
Эпилог
Нюрнберг пятьдесят лет спустя
Американский еврейский комитет и Академия евангелической церкви (самой крупной христианской конфессии в Германии) пригласил меня выступить с речью в 2002 году в главном соборе Берлина. К моему изумлению, немецкая пресса и телерадиовещательные компании подробно рассказали о моем детстве в нацистской Германии, о моих приключениях по всему миру, разговорах с поборниками нацизма и свидетелями на Нюрнбергском процессе, моей жизни в Америке, морских путешествиях и поездках в Гарделеген. В декабре того же года меня пригласили в Нюрнберг. Немецкий президент Йоханнес Рау только что открыл там новый музейно-образовательный комплекс
Чтобы освежить память, я попросил разрешения зайти в зал заседаний перед выступлением. Было пять вечера, 24 апреля 2002 года, шестьдесят один год без двух дней спустя после того, как я высадился в Америке.
Мой провожатый открыл массивную деревянную дверь, взял меня под локоть и легонько подтолкнул в зал 600, где заседал Нюрнбергский трибунал.
– Почему здесь так темно? – спросил я.
Я слышал приглушенные голоса, но не видел лиц. Вдруг меня ослепили вспышки фотоаппаратов и видеокамер. Кто-то раздвинул занавеси, и я увидел репортеров, у которых ручки замерли над блокнотами, аудиоинженеров с микрофонами на стойках, направленных в мою сторону. Вот так сюрприз!
Вместо того чтобы дать мне тихо сходить в зал заседаний, как я просил, без моего ведома устроители организовали пресс-конференцию!
– Вы были главным переводчиком американского обвинения на процессе над главными нацистами в 1945 году? – прокричал кто-то.
– Да, – сказал я.
– Покажите, где сидели нацисты. Где были судьи, прокуроры?
Вопросы сыпались на меня один за другим.
Каждая деталь зала 1945 года запечатлелась в моей памяти, но многое поменялось. Тогда с левой стороны зала в два ряда сидели подсудимые, а за подсудимыми и вокруг стояли молодые американские солдаты военной полиции в блестящих белых шлемах, белых перчатках и поясах, стараясь быть одновременно бдительными и неподвижными.
Я показал на место, где стоял судья Джексон, главный американский обвинитель, когда сказал: «Мы должны быть готовы к тому, что трибунал сочтет некоторых подсудимых невиновными. Иначе можно было бы просто их всех повесить!»
Исчез стеклянный бокс у задней стены, где судебные переводчики напряженно ловили каждое слово. Я объяснил:
– Я был главным переводчиком и допросчиком американского обвинения, и я провел сотни часов с подсудимыми и свидетелями в изолированных комнатах для допросов. Но я не был судебным переводчиком, который должен был в течение нескольких месяцев выслушивать подсудимых вон в том месте, но никогда не имел возможности поговорить с ними лицом к лицу, один на один, как я.
– Каковы же были ваши обязанности позже, в зале суда?
– Следить за тем, чтобы свидетели и обвиняемые давали на суде те же показания, что и во время предварительного следствия.
Кто-то спросил:
– Каков был итог суда?
– За преступления, совершенные на почве ненависти, расизма и шовинизма, одиннадцать самых высокопоставленных нацистских вождей были приговорены к повешению. Еще семеро получили тюремные сроки, а троих оправдали. Но было сделано и нечто даже более важное, чем наказание виновных. Нацистский обман, с помощью которого они завладели тотальной верховной властью, убийства и пытки немцев, не подчинившихся им, расправа над евреями, разорение и порабощение народов, на которые они напали, все это засвидетельствовано в их же документах, подписанных собственноручно, и показаниях их подчиненных. Эсэсовские убийцы давали показания о том, как они убили десятки тысяч, по нескольку человек за раз, до того, как печи Освенцима сделали такие разовые убийства устаревшими. Мир никогда бы не узнал весь страшный масштаб истребления
– Расскажите нам о самых драматических сценах в зале суда, господин Зонненфельдт! – крикнул кто-то.
– Когда показывали съемки ужасающих зверств в концлагерях, некоторые подсудимые и их защитники плакали, видя бесконечные ряды измученных человеческих существ, согнанных на заклание, груды мертвых и умирающих, которые еще корчились в агонии. Но Геринг пробормотал, прищурившись, что это всего лишь пропагандистское кино, «какое мог сфабриковать Геббельс». Как будто холокост – плод воображения! Ну так фильм был настоящий, не сомневайтесь. На нем была печать гиммлеровских СС!
Потом журналисты поинтересовались:
– Как вам удалось стать главным переводчиком американского обвинения?
– Это все будет в моей книге, – ответил я.
– Вам было жаль покидать Германию?
– Нет, – сказал я.
– Почему вы приехали сейчас? – спросили меня.
– Это большая честь для меня – первым выступать на открытии нюрнбергского Центра документации, который когда-то был гитлеровским колизеем для съездов НСДАП. Завтра я буду говорить о своей жизни немецкого еврея, дальнейших перипетиях судьбы и беседах с обвиняемыми в Нюрнберге, гитлеровскими генералами и комендантами концлагерей. О том, как мне хорошо жилось в Соединенных Штатах после войны и до сегодняшнего дня, чего никогда не случилось бы без Гитлера!
– Почему подсудимые давали показания на Нюрнбергском процессе? Их принуждали? – спросил репортер.
– Нет, – сказал я. – Мы никогда не применяли силу или пытки. Мне самому было странно слышать, что они говорят, пока я не понял, что они просто пытаются спасти собственную шкуру, обвиняя в своих деяниях Гитлера, Гиммлера, Геббельса и Бормана, ведь все они уже были мертвы.
– Это правда, что вы зачитывали обвинения заключенным в здешней тюрьме? – спросили меня.
– Да, это было после полудня 20 октября 1945 года. У меня до сих пор сохранился оригинал присяги, которую я давал, и самого обвинения, – ответил я. – На этом все, дамы и господа, – сказал я, пытаясь закончить интервью, но несколько журналистов преградили мне дорогу к выходу.
– Пожалуйста, еще несколько вопросов… Это правда, что вы изобрели цветное телевидение?
– Конечно нет! – сказал я. – Но я был одним из двух десятков инженеров и изобретателей, которые разрабатывали цветное телевидение в США в 1950 году, и в процессе я получил тридцать пять патентов.
– Над какими еще интересными вещами вы работали, кроме цветного телевидения?
– Еще в 1960-х годах я работал над компьютерами, медицинской электроникой, автоматизацией производства, атомными электростанциями, оборудованием для программы НАСА по полету человека на Луну, видеодисками, спутниками связи, над всем, что было новым. В 1980-х годах я стал руководителем, а потом консультантом.
Я снова попытался протиснуться к двери, но репортер встал у меня на пути.
– Это правда, что вы переплыли из Америки в Европу через Атлантический океан на собственной тринадцатиметровой яхте?
– Да, трижды переплывал Атлантический океан с прекрасным экипажем, но больше я не хожу под парусом, – сказал я. – Я решил закончить после того, как отметил свой семьдесят пятый день рождения в шторм посреди океана. Кто-то сказал, что я, может быть, самый старый человек, который трижды пересек Атлантику на яхте с открытым кокпитом. Я решил больше не искушать судьбу.