Очищение смертью
Шрифт:
Ева вскинула взгляд и заметила опрокинутую чашу на запятнанной вином белой льняной скатерти. Она распрямилась, подошла к алтарю и понюхала чашу.
– Он это пил? Что он делал, перед тем как упал?
– Причащался, – ответил мужчина в первом ряду, прежде чем патрульный успел открыть рот.
Ева обошла алтарь кругом.
– Вы здесь работаете?
– Да. Это моя церковь.
– Ваша? В каком смысле?
– Я настоятель. – Он поднялся – невысокий, широкоплечий, мускулистый мужчина с печальными черными глазами. – Отец Лопес. Мигель завершил заупокойную службу и подошел к обряду причастия.
– Почему?
Лопес беспомощно развел руками.
– Кто может отравить священника подобным образом в подобный момент?
– Откуда взялось вино? Вино в кружке? – спросила Ева.
– Мы держим вино для причастия в ризнице. Под замком в дарохранительнице.
– У кого есть доступ?
– У меня. У Мигеля, у Мартина… я имею в виду отца Фримена. У церковных служек, помогающих во время мессы.
«Много рук, – подумала Ева. – Можно даже не возиться с замком».
– Где они?
– Отец Фримен навещает родственников в Чикаго, мы ждем его завтра. У нас сегодня трое служек, потому что на заупокойную мессу собралось много народу.
– Мне нужны их имена.
– Вы же не верите…
– А это? Что это?
Он побелел, когда Ева подняла серебряное блюдо с облаткой.
– Прошу вас! Умоляю вас. Хлеб уже освящен!
– Извините, теперь это вещественная улика. Я вижу, кусок отломан. Он это съел?
– Маленький кусочек полагается отломить и опустить в вино. Это часть обряда – отламывание и смешивание. Этот кусочек он наверняка проглотил вместе с вином.
– А кто налил вино в кружку? Кто положил эту штуку…
«Как же эта штука называется? – подумала Ева. – Печенье? Крекер? Галета?»
– Гостию, – подсказал отец Лопес. – Он сам. Но это я налил вино в сосуд и положил гостию для Мигеля перед освящением. Я сделал это лично из уважения к мистеру Ортицу. Службу вел Мигель по просьбе семьи.
Ева насторожилась.
– Они не захотели главного? Вы же говорите, что вы тут главный?
– Да, я настоятель. Но я здесь недавно. Работаю в этом приходе всего восемь месяцев, с тех пор как монсеньор Крус ушел на покой. А Мигель прослужил здесь уже больше пяти лет, он венчал двух правнуков мистера Ортица, отслужил панихиду по миссис Ортиц около года назад. Крестил…
– Погодите минутку, пожалуйста. – И Ева повернулась к Пибоди.
– Извините, что я вас перебиваю, святой отец. Личность совпадает, – доложила Пибоди. – Время смерти соответствует. Выпил, стало плохо, рухнул, умер, щеки красные. Цианид?
– Обоснованное предположение, но пусть Моррис подтвердит. Запакуй кружку и печенюшку. Возьми одного из свидетелей-копов, запиши показания. Я возьму второго, когда Лопес покажет мне, откуда взялось вино и эта… другая штука.
– А второго покойника мы можем выдать родным?
Ева, хмурясь, взглянула на гроб.
– Он
Лопес кивнул и жестом пригласил ее следовать за собой. Он поднялся по ступеням, повернул в сторону от алтаря и провел Еву в боковую дверь. Одна из стен скрывающегося за дверью помещения была уставлена шкафчиками, а на столе стоял высокий деревянный ящик с вырезанным на крышке распятием. Лопес вынул ключи из кармана брюк и отпер крышку ящика.
– Это дарохранительница, – объяснил он. – В ней содержатся неосвященные облатки гостий и неосвященное вино. Основной запас мы держим вон там, в первом шкафчике. Он тоже заперт.
Ева отметила, что древесина блестит полировкой: на ней останутся «пальчики». Замок элементарный: ключ в скважине.
– Вот из этого графина вы налили вино в кружку? – уточнила она.
– Да. Я налил его в чашу здесь и взял гостию. Я принес их Мигелю перед началом причащения.
Темно-красная жидкость заполняла графин прозрачного стекла примерно до середины.
– До начала литургии эти вещества постоянно были у вас под рукой или в какой-то момент оставались без надзора?
– Нет. Я их подготовил, они все время были у меня на глазах. Было бы неуважительно оставить их без надзора.
– Мне придется забрать их как вещественные улики.
– Да, я понимаю, – кивнул священник. – Но дарохранительница не может покинуть церковь. Прошу вас, если ее необходимо изучить, нельзя ли сделать это здесь? Простите, – добавил он, – я так и не спросил, как вас зовут.
– Лейтенант Даллас.
– Вы не католичка.
– Как вы догадались? – усмехнулась Ева.
Он скупо улыбнулся в ответ, хотя его глаза были полны горя.
– Как я понимаю, вы не знакомы с церковными традициями и обрядами? Многое может показаться вам странным. Вы верите, что кто-то мог отравить вино или гостию.
– Я пока ни во что не верю. – Лицо Евы было совершенно непроницаемо, голос звучал отстранение.
– Если вы правы, значит, кто-то использовал кровь и тело Христово для убийства. А я передал их Мигелю. Прямо ему в руки. – Ева заметила в его печальных глазах искорки гнева. – Господь покарает этих людей, лейтенант. Но я верю в земные законы, как и в божеские. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам в вашей работе.
– Флорес был хорошим священником?
– Да, хорошим. Он был полон сочувствия, предан делу и… я бы сказал, энергичен. Любил работать с молодежью. Ему это особенно хорошо удавалось.
– У него были неприятности в последнее время? Депрессия, стресс?
– Нет, ничего такого не было. Если бы было, я бы знал, я бы заметил. Мы живем вместе, все трое, в приходском доме за церковью. – Лопес неопределенно показал куда-то рукой. Было видно, что думает он в эту минуту совсем о другом. – Мы вместе едим чуть ли не каждый день, беседуем, спорим, молимся. Я бы заметил, если бы он был чем-то удручен. Если вы думаете, что он мог покуситься на свою собственную жизнь, вы ошибаетесь. Он не мог так поступить. И уж тем более он не мог покончить с собой подобным образом – при помощи освященного вина, у всех на виду.