Очищение тьмой (сборник)
Шрифт:
Строкачу было любопытно, но в то же время необходимо было направить разговор к вещам конкретным. Засохин же, похоже, был убежден, что говорит нечто предельно точное и определенное, то есть то, что требуется майору.
– Даже слепой видит жизнь. По-настоящему слеп лишь тот, кто отказывается видеть.
– То есть как это? – спросил Строкач.
– Если видят те, кто рядом с тобой, – видишь и ты. Если чувствуют чувствуешь и ты.
– Вам не пришлось сегодня посетить городскую квартиру? Я имею в виду ваше материальное тело.
– Я вас понимаю.
– Как поездка, Павел Михайлович? – Родюков позевывал, глаза у него слипались.
– Так себе. Побеседовали. В поселке Засохина и его команду знают, относятся с уважением, но, как бы это поточнее, – побаиваются. Даже бабки, которых хлебом не корми – дай язык почесать, на вопросы отвечают только "да" и "нет".
– А, может, все проще, Павел Михайлович? Алиби это стопроцентное… По-иному посмотреть – шайка, черт-те чем занимающаяся, подтверждает, что их главарь никуда не отлучался…
– Погоди, Игорь. Так далеко забираться мы можем только в предположениях. Во всяком случае, не установлено, что в убийстве замешан кто-то еще кроме Усольцева. Всего лишь версия, и довольно шаткая, основывающаяся на анализе поведения Усольцева. Нет ни мотивов действий, ни факта чьего-либо присутствия. Откуда он взялся, куда делся, что, наконец, конкретно сделал? Убил ли, и если убил, то кого именно? Кстати, что там по этим восьми страничкам?
– Семи, Павел Михайлович.
– Восьми, – Строкач посмотрел на лейтенанта, слегка прищурившись, потер подбородок. – Восьмая страница существует, и о ней забывать не следует. Так что там?
– Все – и ничего.
Строкачу были предъявлены три супружеские измены, два разоблачения вероломных деловых партнеров, одна операция по охране и еще расследование по подозрению в слежке, оказавшейся плодом расстроенного воображения задерганного бизнесмена.
– Довольно-таки подозрительный тип. Хотя и имеет легальное прикрытие. Копнуть бы там поглубже, – заметил лейтенант.
– И это кое-что. В сфере деятельности Усольцева появился сомнительный фигурант, и это необходимо отработать до конца. Как ты разобрался в записях? Насколько я помню, ни адресов, ни фамилий там нет. Шифр?
– Тайнопись, но простенькая, на дилетантов, – Родюков слегка напыжился, гордясь проявленной сметкой. Строкач улыбнулся. – Молоком писал. Нагрели – проявилось: телефоны и адреса, на пяти страницах фамилии фигурантов, на трех – имена. Конечно, побегать пришлось, да и не очень-то всем им хотелось делиться сведениями.
Строкач уже не слушал. Он листал страницы тетради, лишь на мгновение задерживаясь на каждой, впитывая расплывающиеся записи. На деле же его интересовало одно – восьмая, и только привычка к порядку удерживала его от того, чтобы начать именно с нее.
Вот и она. Знакомая единица с четырьмя нулями, а справа – коричневая пометка: "Валерия". И – уже известный адрес.
Этот небольшой уютный магазинчик в центре города Строкач хорошо знал. Полгода назад заштатный гастроном перешел на какую-то новую форму работы, не то арендную, не то подрядную, – в детали майор не вдавался, – и с товарами стало полегче. Цены, конечно, стремительно взлетели, и оттого посетители больше толпились возле изобильных прилавков, чем покупали. Сливочное масло, однако понемногу брали – куда деваться. Румяная продавщица работала споро, с ловкостью фокусника, и довольно неохотно откликнулась на просьбу майора отвлечься на минуту.
– Дмитрий Дмитриевич? Как же, вчера брал масло. Ну, кто его у нас не знает! Знаменитость. Он у меня свекровь лечил от нервов, да я и сама к нему хожу. – Она залилась свекольным румянцем. – Худею… Он такой умный, Дмитрий Дмитриевич, так говорит!.. "Золотые иглы из храма Лотоса"…
Продавщица мечтательно вздохнула, но довольно быстро вернулась к будничной прозе.
– А вот в котором часу – не упомню. После открытия торговли уже около часу, – значит, в начале десятого… И ведь я его всегда примечаю – он еще сказал что-то такое… Подождите! – встрепенулась толстуха. – Точно, про участкового нашего. От него, говорит, иду. Подрайон-то рядом… Участковый у нас умница – участок знает как свои пять пальцев, память – компьютер! Он сам совершенно точно скажет, когда Дмитрий Дмитриевич был…
Вывеска подрайона виднелась буквально в двадцати метрах от магазина, и участковый оказался на месте. Солидный, начинающий полнеть капитан Самохвалов стремительно поднялся навстречу коллеге из угрозыска.
– Павел Михайлович, рад видеть! Как у вас? Что-нибудь выяснилось с этим детективом?
– Работаем. С этим и к вам. Кто еще так знает район!
– Верно, верно, – довольно пророкотал капитан. – Усольцева я, правда, знал неважно, но в его "агентстве" как-то побывал. Любопытно стало, каково это нынче – частным порядком с преступностью бороться.
Как бы подчеркивая контраст, капитан широким жестом обвел просторную комнату – одну из трех в подрайоне, – давая возможность оценить два телефонных аппарата, большой сейф в углу, дюжину вымпелов и грамот на стене, и бархатное знамя на мощном древке за шкафом.
– А с Хотынцевым-Ландой, целителем, вы тоже знакомы?
Участковый как бы даже и возмутился:
– Дмитрий Дмитриевич? О чем речь! Гордость наша. Блестящий врач, а какой человек!
– Но ведь тоже своего рода частник? – съязвил Строкач.
– Ну-у, скажете… Между прочим, он заходил вчера. Утром, где-то без двадцати девять. Я тоже только что прибыл, мы у дверей столкнулись. Побеседовать с Дмитрием Дмитриевичем – одно удовольствие, от него такая энергия исходит, потом целый день легко дышится.
– И долго вы заряжались?
– Не понял, – удивленно вскинул седую голову Самохвалов.
– Сколько вы беседовали с Хотынцевым-Ландой?
– Это проще простого, – участковый ткнул кургузым пальцем в черный раструб радиоточки. – Как раз "Маяк" девять пропикал, он и заспешил. Занятой человек.