Очищение тьмой (сборник)
Шрифт:
– Технология здесь простая, Павел Михайлович. Действуют совместные предприятия очень активно, но поступлений в бюджет от них почти нет. Налоги взыскивать не с чего. За что куплено – за то и продано.
– Бескорыстные ребята, значит? Странная торговля выходит. Я тоже одного такого альтруиста знаю. Психотерапевт и сеятель добра в районном масштабе.
– А, Хотынцев-Ланда. Любопытную он себе фамилию выбрал. Звучит. Между прочим, он уже и паспорт поменял, и все бумаги – он ведь тоже к нам в финотдел заглядывает – новой фамилией подписывает. Ну, у него
– А вы сколько дали? Или фининспекторам бесплатно?
– Я? – изумилась Верочка. – У меня на эти штучки времени нет, но судя по тому, что мне подруга рассказывала, так ему едва хватает, чтобы за аренду рассчитаться. За весь прошлый год четырнадцать тысяч. Я их ему в декларацию и вписала, когда он "Волгу" покупал.
– Так ведь "Волга" тогда пятнадцать стоила.
– А он не новую – в комиссионном. В конце концов, не каждый же ищет выгоду. Ну, тешит человек самолюбие – и счастлив. А, может, я чего-то не понимаю? Как бы там ни было, он не чета некоторым моим "клиентам". Те знай гонят за рубеж медь, никель, хром, ванадий, получая за них валютой, на которую ширпотреб закупают. Здесь продадут – глядишь, и кое-какая прибыль получается. Но основные суммы за металл, "вершок", оседают на заграничных счетах бизнесменов. Ни налоги, ни декларации им не страшны.
– А я-то по-дилетантски считал, что самое надежное вложение недвижимость: дома, участки, квартиры.
– Я понимаю, – Верочка прыснула. – Действительно, чем не помещение капитала – дачка на берегу Средиземного моря…
– Это вы фирму Теличко имеете в виду? – поинтересовался Строкач.
– Нет, те еще более-менее. Да и сам он человек незаурядный, сильная личность, как говорится. А от этого и апломба поменьше, чем у всех этих владельцев ларьков да уличных прилавков. Нет, Павел Михайлович, не может существовать здоровая экономика за счет дырок в законе. Иной раз кажется, что те, кто такие законы принимал, и все эти обиралы и жулики – из одной компании.
– Трудно сказать, Верочка. Тут один путь – обратиться к общественности, как можно полнее публиковать статистические данные…
– А кто их будет публиковать, если большинство газет живут за счет спонсорских вливаний да солидных рекламодателей? Кому охота терять поддержку. Тут, между прочим, приходила девочка из газеты, тоже Теличко интересовалась, – а толку?
– Какая девушка? Что ее интересовало? Вера, милая, тут каждая мелочь на вес золота. Может быть вы заметили что-нибудь необычное, странное…
– Ее ко мне моя подруга направила, просила помочь. Ручалась, что девушка хорошая. Звать ее Валерия, Лера. Вы ведь понимаете, мы кому попало информацию не даем – особой секретности нет, но кому из бизнесменов понравится, скажем, если будут преданы огласке сведения о том, что в делах его фирмы приносит наибольшую прибыль. Прямая подсказка конкурентам. По платежкам также видно, откуда поступают сырье и товары. Рэкетирам тоже любопытно, кто списывает большие суммы на зарплату. А что-нибудь случилось?
– Нет, Верочка, вам беспокоиться нечего. Вот, взгляните-ка, – майор протянул фотографию.
– Она, конечно. Только, кажется, чуть постарше, серьезнее.
Строкач вздохнул и спрятал в папку снимок, сделанный пять лет назад. Лера Минская, студентка второго курса, беззаботно улыбалась.
Вывеску "Примэкса" – синюю стеклянную дощечку – не сразу можно было отыскать в скоплении таких же у подъезда ампирного четырехэтажного особняка с фасадом, обремененным массой лепных украшений.
Вахтер в подъезде, даже не взглянув на удостоверение майора, равнодушно махнул – мол, проходите, какие у нас секреты.
"Примэкс" занимал почти весь третий этаж. В конце коридора Строкач почти сразу приметил табличку "Н.В.Теличко" и зашагал прямиком туда. Дверь оказалась открытой, а сам Николай Васильевич, попивая кофе, резался в нарды с хорошенькой блондинкой лет восемнадцати в кожаной мини-юбке. На доску девушка смотрела с унынием, ей уже надоело, а появление нового лица вносило все-таки некоторое разнообразие. Сам же Теличко не обратил на следователя никакого внимания, продолжая угрюмо изучать позицию на доске.
Строкач не обиделся.
– Прошу прощения, Николай Васильевич, отрываю. Но поговорить необходимо.
Теличко поколебался, не поднимая глаз, наконец буркнул:
– Ступай, Вика. После. С этим дядей не стоит шутить.
Девушка послушно вышла, покачивая туго обтянутыми бедрами.
– Солидный офис у вас, Николай Васильевич. – Строкач уселся, потирая запястье. – Как бизнес?
– Двадцать процентов зарплаты перечисляю в доход государства, если именно это вас интересует.
– А меня все интересует. Профессия, знаете ли.
– Мне больше нравится, когда проявляют личную заинтересованность.
– А почему, собственно? Все законно, такой товарообмен, как у вас, вполне отвечает сегодняшним общественным потребностям.
– Ох, не стоит, вот ей-богу, не стоит. Я наперед знаю, что вы скажете, да только много ли толку в том, что все, что мы теперь вывозим, погниет по складам да заводским дворам?
– Так уж и погниет? Тогда тем более честь вам и хвала.
– А мне не нужно. Честь, кстати, я вроде тоже не терял. А медь – она, если и не погниет, так ее, матушку, кто-то другой продаст. Сами видите, что творится – за объедки вся эта шушера, которая сидит в аппарате, пуговицы от штанов продаст.
– Что, много давать приходится?
– Мои проблемы.
– Известно, вы за помощью не бегаете.
– Само собой. – Теличко умолк, выразительно, чуть искоса, глянул в глаза Строкачу.
– Что было, то прошло, Николай Васильевич. Никто вам старое вспоминать не станет.
– Надеюсь. Дважды за одно и то же не судят, хотя в этой стране всякого можно ожидать.
– Почему вы поменяли квартиру, Николай Васильевич? – спросил Строкач как бы без связи с предыдущим разговором. – Прежняя была вроде побольше, да и отделана превосходно.