Очищение тьмой
Шрифт:
Длинными плоскими пальцами Грызин покатал сигарету. Движения его были удивительно точными и бережными. Зажег спичку, подождал, пока полностью прогорит вредная для здоровья сера, сладко затянулся и потушил спичку о нежную белую кожу тыльной стороны левой ладони. Запахло горелым. Грызин широко улыбнулся. Конвоиры из-за спины бросили руки на его широкие, покатые плечи. Строкач прищурился, чуть заметно новел головой, и руки конвоиров ушли. Не обращая на них никакого внимания, Грызин все так же блаженно курил, неторопливо рассуждая.
– А вполне могут ведь и не шлепнуть. Конечно, три жмура -
– Не забывайте, Тимур, чтобы избежать расстрела, нужно очень хорошо выглядеть на суде.
– Это побриться, что ли?
– Грызин был настроен шутить.
– И это тоже, но лучше хорошо выглядеть в материалах следствия.
– Дам я показания, чего там. Радуйтесь, Павел Михайлович, ваша взяла. Отдать вам всякую шантрапу - для меня не за падло. Получше вашего знаю, какое дерьмо все эти законы воровские. Шпану заслонить, а самому к стенке прислониться? Так за кого? За Обрубка, который, будь у него сила, по живому бы глотки рвал? Я его, шакала, помню еще с ногами... ух-х!..
– А телохранитель? Кому он мешал?
– Тварь. Нам на Обрубка стучал, а у того лишний кусок норовил урвать, с людей последнее брал, а как брал - не вам рассказывать.
– Грызин брезгливо дернул щекой.
– Мне "мокруху" сушить надо, так что за рэкет я не боюсь присесть. Но, по сути, Павел Михайлович, вы ведь сами меня на это толкнули. "Не тронем, езжай домой..." - передразнил он.
– Я сказал - подобру-поздорову. Мой совет, верно. Только я не имел в виду, чтобы ты перед отъездом в родной Грозный здесь резню устраивал.
– Да ладно. Я и сам не подарок, но ведь и не дурак - жизнь пообтесала. Жаль, не до конца я вашу игру разгадал. Конечно, глупо было надеяться, что вы в обмен на то, что я город от этих подонков избавлю, отпустите меня, да еще и с деньгами.
– Насчет подонков - тут вы меня не впутывайте. А что касается денег, то откуда им у вас взяться? Картишки - дело накладное.
– Да уж. Слава Богу, долгов почти не осталось. А какие остались, хрен с ними. Эти козлы только и умеют, что передергивать, да колоду точить. Ох, поймал бы...
– Что, мало на вас покойников?
– Кто-кто, а я понимаю, как у вас все это было размечено. Если бы не вы, я бы, может, и в катакомбы не совался. Хотя чего жалеть - деньги-то Мерецкова. Написано отдать - отдай. Я, если угодно, даже готов допустить, что лично вам ничего не обломилось. Хотя как по мне, то это уж совсем кретинизм.
– Будем считать, что у меня был другой интерес.
– Я свое отсчитал. Теперь буду под ваш счет колоться. Развели вы меня в шестерки позорные... Когда я в катакомбах услышал, как шеф от меня отрекся... А я-то, дурень, не побоялся подставиться, приехал по первому зову!.. Как же, друг влетел... У меня еще оставалась надежда, но когда он, едва войдя в дом, начал нахваливать эту нечисть подземную... Короче, сдал меня с потрохами. Значит - уходить, а куда уходить без денег? И потом предательства я на своем веку никому не прощал.
– Ага, - Строкач кивнул.
– И ключ от сейфа у Мерецкова можно было взять только у мертвого. Тот самый, железный крестик. Сектанты уважили, не тронули, да и не его они искали.
– Ладно, это вы знаете.
– Ледяные глаза Грызина потемнели.
– А чего не знаю, могу хорошо представить. Денег-то в сейфе не оказалось... Не такой дурак Мерецков, чтобы вам доверять. Он банковские сейфы уважал. Думаю, про счет вашего шефа в Германии, куда он аккуратно переводил валюту, вы и понятия не имели. Может, потому он и дом вам доверил.
– Я думаю, не только дом.
– А почему? Вы же не друг - так, обслуга. Цепной пес.
– Строкач поморщился.
– А с Сутиным и вовсе просто. Мало того, что вы ненавидели друг друга...
– Так он же все время шефа на меня уськал!
– Знаю. Я поначалу даже решил, что ноги Сутину с вашей подачи покалечили...
– Клянусь, я тут ни при чем. Самому любопытно.
– Давайте пока с нашими проблемами разберемся. Вы, Тимур, ухлопали, разумеется, подонков. Но ведь мотив преступления - деньги, самый банальный. Обрубку не до счета в "Дойче банк", ранг не тот, так что стоило слегка придавить - и вот она, сумка с "деревянными". Что, не хотел отдавать? А ведь было время порасспросить, охранника вы ведь первым кончили?
– Павел Михайлович, я же в признанку пошел, а вы меня на верную "вышку" ведете. Я сам буду говорить. Да, Вовке я воткнул нож сразу при входе, это для вас, а для протокола - в порядке самообороны. Когда его нашли - в руке у него, что было? Верно, пистолет. Вот я и схватил нож с тумбочки в коридоре и ударил. Что поделаешь, жизнь дороже. И у калеки ведь тоже пистолет был, верно? Ноги ногами, но на курок он вполне в состоянии нажать. Конечно, переборщил, но исключительно с испугу.
– Без всякой, значит, корысти?
– Совершенно верно, Павел Михайлович. Я, честно скажу, чувствовал, что шеф меня продаст, вот только не думал, что так скоро. Не ценил он преданных людей. Когда к нему этот капитан пришел...
– Кольцов?
– Он. Мы тогда уже знали, что он замазан. Вот он и сказал шефу, что аптекарь за него деньги дает. А потом взял у шефа - за аптекаря, дешевка. У нас не так - за двоих берешь, двоих и кончай. А капитан к шефу ластился, клянусь, не я буду, если не целил на мое место. Конечно, дружки в ящике, остался один, куда ему податься, сиротке... Если дружков в розыск объявят, сразу те, кого они с рэкетом доставали, и опознают блюстителей порядка. А его - прицепом. Бояться некого, языки развяжутся. Тогда Бобровский был еще жив, еще с ним надо было разобраться, и чем скорее, тем лучше...
В комнате слоями плавал прокисший табачный дым. Ковры были усыпаны каким-то мусором, дорогая мебель покрыта пылью. Судя по количеству опорожненных бутылок и вскрытых консервных банок - главным образом с яркими иностранными этикетками, - попойка длилась уже давно.
Одетая в короткий халатик яркая, но уже слегка увядшая блондинка устало дремала в глубоком кресле. Алая помада в углах рта расплылась, но это ее, очевидно, нисколько не заботило.
Мужчины брезгливо допивали водку, закусывая через раз. Голоса их сливались в монотонное бормотание, над которым нет-нет, да и всплывали обрывки корявого мата.