Очищение. Том 2. Душа
Шрифт:
А то, что там, на этой самой «общественной сцене» умных русских людей вытравливали и вырезали со времен призвания варягов и убийства Андрея Боголюбского, это нас не касается, потому что мы и родства стараемся не помнить. А то уж больно душа болит! Не надо бередить мне душу, вы делаете мне неприятно!..
Троцкизм. Ни войны, ни мира, а армию распустить. Пусть эти противные немцы сами убираются из нашей бескрайней страны, а то придут морозы, и им же хуже будет!
Вот и Введенский не хочет вставать на защиту того, кого убивают в этой схватке. Стая шакалов рвет на куски твоего Бога, а ты вдруг обнаруживаешь,
А ведь отчетливо понимает: тот Материализм, который используется революционерами, это не философское учение, всего лишь ищущее истины, исходя из предположения о материальности мира. Этому Материализму до истины дела нет, ему есть дело до власти над миром, и споры будут кровавые, а пировать будут душами:
«Материализмом называется отрицание самостоятельности духовного начала, то есть существования души, вследствие чего материализм утверждает, что все душевные явления – продукты одной только материи, именно – материи, организованной в виде головного мозга» (Там же).
Не занять позицию на стороне души в таком споре может лишь человек, отрекающийся от души. Прятаться потом за любовь к логическим играм может только ребенок, который кричит из-под стола: я спрятался, ищите же меня! А если вы все-таки не найдете, так я под столом!
Но Введенский не ребенок, и хуже того, он представляет собой целое течение в психологии. Боюсь, что это течение было все той же бесовщиной, которая играла не в логику, а в игру «Плохой следователь и хороший следователь». Одни демоны запугивали народ террором и поражали его воображение кровавыми играми физиологов. А другие предоставляли возможность умным, но трусливым людям спрятаться от действительной жизни и борьбы, сохраняя приличное лицо. Они как бы оказывались выше «всей этой грязи»! Им давалась возможность ощущать себя «чистыми учеными».
«Итак, раньше психология главным образом заботилась о том, чтобы защищать одно из вышеуказанных учений против других. И тогда ее предмет и задачи соответствовали ее названию.
Во второй же половине XIX века представители психологии стали все чаще и чаще отказываться от решения вопроса о душе, так что хотя и сохранилось по привычке название психология, но предметом ее исследования стали только душевные явления, причем объясняются они ею не тем или другим предположением о том, есть ли душа или нет и, если есть, то существует ли рядом с ней материя, но одними лишь законами природы, которым подчинены душевные явления.
Чтобы отметить эту особенность современной психологии, некоторые из ее представителей называют ее психологией без души, желая этим сказать вовсе не то, чтобы она отрицала существование души, но только то, что она не рассматривает вопроса о душе, а предоставляет его решение другим философ-ским наукам» (Там же, с. 3).
Как ловко! А если все-таки решения не найдете, то я не отрицал существование души! Кстати, почему-то никто никогда не оспорил и даже не задался вопросом о праве «естественников» говорить от лица Природы. Каким-то образом они оказались монополистами знаний о ее законах. Каким? Я выскажу предположение. Они первыми начали писать словосочетания «законы природы»
Ну, а если основной закон природы таков, что материя и дух едины, а человек – это живая душа, помещенная в тело? Как быть тогда с тем, что нам выдали вместо действительных законов?..
А вот этого не надо, вы делаете нам неприятно!
Что же касается Введенского, то дальше он говорит умные слова о том, что выбор умненьких и тихеньких вполне может быть оправдан с точки зрения достижения объективности научных исследований. Наверное, ни вашим, ни нашим – кратчайший путь к научной истине.
В жизни же это был кратчайший путь к школе Выготского.
Глава 7. Рефлекс рефлексов вместо души. Выготский
Как вы помните, профессор Шабельников сетовал, что только давление со стороны захвативших в России власть коммунистов не позволяло Выготскому говорить о душе. Ну, а сам он, надо думать, будь у него руки развязаны…
Другой исследователь творчества Льва Семеновича Выготского (1896–1934), и гораздо более знающий, на мой взгляд, исследователь, Михаил Ярошевский, ничего подобного за Выготским не заметил. Совсем наоборот, прослеживая развитие такой ветви психологии, как наука о поведении, он утверждает, что как раз Выготский-то принял учение Сеченова лучше даже рефлексологов вроде Бехтерева, Павлова и Корнилова. Вот как он рассказывает о поисках Выготского.
«1. “Надо изучать не рефлексы, а поведение – его механизм, состав, структуру”, ибо “сознание есть проблемы структуры поведения” <…>
2. Вслед за И. М. Сеченовым Л. С. Выготский особое значение придает рефлексам, оборванным на их двигательном завершении. Игнорировать их – “значит отказаться от изучения (именно объективного, а не однобокого, субъективного наизнанку) человеческого поведения. В опыте над разумным человеком нет такого случая, чтобы фактор заторможенных рефлексов, психики не определял так или иначе поведение испытуемого…”» (Ярошевский. Наука о поведении, с. 352).
Что такое «оборванные или заторможенные рефлексы»? У Сеченова – это те движения, которые человек успел перехватить и не вывел наружу, оставив в себе в виде мыслей. В сущности, большая часть «Рефлексов головного мозга» и посвящена тому, чтобы доказать, что все, что происходит в нашем сознании, – это все те же движения, которые мы сдержали или выпустили наружу. Что речь идет о сознании, подтверждает и Ярошевский:
«3. Тем самым проводилась демаркационная линия между трактовкой поведения И. П. Павловым, В. М. Бехтеревым и другими рефлексологами, с одной стороны, и попыткой Л. С. Выготского найти для сознания достойную роль во внутренней организации поведения – с другой» (Там же).
Ярошевский не указывает точно, где Выготский высказал эти мысли, но это и не так важно, потому что творчество Выготского было довольно цельным. И если понять первый пункт программы Выготского как неприятие рефлексов, то это глубокая ошибка. Выготский всегда громко и однозначно заявлял, что вся современная советская психология вырастает из учения Павлова об условных рефлексах, а в обзоре, написанном в 1928 году к десятилетию Октябрьской революции, он говорит слова, которые неоднозначно понять невозможно: