Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Билль о сидре послужил причиной смещения ненавистного графа Бьюта. В 1763 году его отправили в отставку, а на его место пришел шурин Питта, Джордж Гренвиль. Хотя налог на сидр явно провалился и через два года был отменен, в поисках доходов правительство попыталось прибегнуть к тому же методу налогообложения в Америке.
Джордж Гренвиль, занявший место первого министра в пятьдесят один год, был серьезным и педантичным человеком, трудолюбивым дилетантом, кристально честным среди коррумпированного окружения. Будучи бережливым от природы, он поставил себе за правило жить по доходам и экономить. При наличии амбиций ему недоставало ловкости, выстилающей им дорогу. Хорошо осведомленный Хорас Уолпол считал Гренвиля «самым способным и дельным человеком в палате общин». Мать Гренвиля была из рода Темплов, а потому старший брат Джорджа, Ричард, унаследовал титул лорда Темпла; дядя Гренвиля по матери,
Таков был типичный портрет британского министра, а происходили они примерно из двухсот семей, в числе которых в 1760 году было 174 пэра, все знали друг друга с детства, учились в одних и тех же школах и университетах. Многие были связаны родством через кузенов, кузин и свойственников, через приемных родителей, через браки. Они женились на сестрах друг друга, на дочерях, вдовах, обменивались любовницами (некая миссис Армстед выступала в этой роли для лорда Джорджа Джермейна, а также для его племянника герцога Дорсета, для лорда Дерби, для принца Уэльского и для Чарльза Джеймса Фокса, за которого, в конце концов, и вышла замуж). Они назначали друг друга на разные посты, обеспечивали пенсионами. Из двадцати семи человек, занимавших высшие посты в 1760–1780 годы, двадцать посещали либо Итон, либо Вестминстер, в Оксфорде они обучались либо в Крайст-Черч, либо в Тринити-колледже, а в Кембридже — либо в Тринити, либо в Кингс. За обучением в большинстве случаев следовало «большое путешествие» по Европе. Двое из двадцати семи были герцогами, двое — маркизами, десять — графами, был среди них один шотландский и один ирландский пэр; шестеро были младшими сыновьями пэров и только пятеро — людьми незнатного происхождения, среди них Питт, выдающийся государственный деятель того времени; троим, избравшим юридическую карьеру, удалось стать лорд-канцлерами. Единственным профессиональным образованием, открытым для младших сыновей и джентльменов незнатного происхождения, было право (избрать военную или церковную стезю можно было и без обучения).
Пэры и другие джентльмены, обладатели прекрасных имений, получали годовой доход от сдачи земли в аренду, от шахт и другой собственности в 15 000 фунтов стерлингов и более. У них имелись большие угодья, фермы, конюшни, псарни, парки и сады. Они встречали бесчисленных гостей, им прислуживала целая армия лакеев, грумов, егерей, садовников, батраков, мастеровых. Маркиз Рокингем, самый богатый из тех, кто занимал высшую должность в то время, за исключением герцогов, получал со своей собственности в Йоркшире, Нортгемптоншире и Ирландии годовой доход примерно в 20 000 фунтов стерлингов. Он проживал в одном из самых больших домов в Англии, женился на наследнице, контролировал три представленных в парламенте округа, 23 церковных прихода и назначение пяти священников, был лордом-наместником в графстве Йоркшир и самом городе Йорк.
Зачем обладатели богатств, привилегий и обширных земельных владений стремились занять посты в правительстве? Отчасти затем, что чувствовали: управление страной — их призвание и ответственность. Известное выражение «положение обязывает» имеет корни в феодальной клятве, обязывавшей аристократов заседать в королевском совете, поскольку они обладали большим опытом управления в качестве лендлордов и судей в своих графствах. Вместе с правом управления они получали титул по названию территории. Это и было занятием джентльменов, долг аристократов-землевладельцев. На выборах 1761 года 23 старших сына пэров, достигших возраста 21 года, при первой же представившейся им возможности вошли в состав палаты общин; за исключением двоих, всем им было менее 26 лет.
К тому же высокая должность давала возможность поддержать нуждавшихся родственников. Поскольку имения по майоратному праву переходили по наследству старшему сыну, то личного состояния семьи редко хватало для поддержки младших сыновей, племянников, бедных кузенов и верных слуг. «Место» было необходимо, иначе эти люди лишались поддержки. Дворяне могли получить лишь юридическое образование, тогда как министр, благодаря покровительству и связям при дворе, получал полную свободу. Синекур с довольно туманным кругом обязанностей было в избытке.
Не только покровительство, но и соблазн власти и высокого статуса привлекает к себе людей во все времена, причем не только нуждающихся, но и проживающих вполне комфортно. Граф Шелберн, один из самых умных министров того времени, сказал просто: «Единственное удовольствие, которое я получаю от этого занятия, состоит не в выгоде, а в том, что исполняю работу, соответствующую моему званию и способностям». Английские аристократы XVIII века поддавались этому соблазну, как и прочие люди; даже герцог Ньюкасл, по словам Хораса Уолпола, преодолел свой страх перед ответственностью «страстью к нахождению в первых рядах власти». Они приходили молодые, редко подготовленные к работе, сникали перед трудностями и обычно через полгода удалялись в уютные поместья, устремлялись к конюшням, со страстью отдавались охоте и романтическим приключениям. Характеры и способности у них были разные, как и в любом другом обществе. Некоторые из них были добросовестны, другие относились к своим обязанностям наплевательски; одних отличал либеральный образ мыслей, других — реакционный; кто-то был испорчен алкоголем и азартными играми, а кто-то склонен к раздумьям, некоторые были лучше образованы, но, в целом, способность этих молодых людей работать в правительстве находилась на неподобающем уровне.
Профессионально для работы в правительстве никого не готовили, сама идея шокировала бы тех, кто занимал правительственные посты. На первый план выходили светские удовольствия, а делами занимались в оставшееся время. Заседания кабинета министров проводились отнюдь не по расписанию, обычно они проходили во время обеда в лондонской резиденции первого министра. Обязательность была развита мало. Лорд Шелберн, в котором эта черта характера присутствовала, высказал однажды соболезнование коллеге: как, мол, нехорошо со стороны лорда Кэмдена и герцога Графтона: они приехали в Лондон и вас здесь забаллотировали.
Азартные игры сделались страстным увлечением высшего общества — дамы устраивали дома карточные вечера, о чем заранее извещали в газетах, мужчины засиживались до рассвета, ставили огромные суммы или заключали бессмысленные пари о завтрашней погоде или об успехе выступления оперного певца на следующей неделе. Джентльмены легко теряли целые состояния, и долги стали обычным явлением. Как же такие люди, как министры, приспосабливались к неумолимым цифрам на счетах, налогам и национальному долгу?
Знатное окружение не способствовало развитию в правительстве реалистического взгляда на мир. Дома для желаемого результата достаточно было слова или кивка слуге. По приказу аристократа Ланселот Браун по прозвищу Кейпебилити (Наиспособнейший) или какой другой ландшафтный дизайнер придавал ровному участку земли более интересный рельеф. В моду вошли озера, аллеи, рощицы, возвышенности, дорожки от озера к дому. Когда деревня Стоу помешала дизайнеру осуществить задуманный план, всех ее жителей переселили в новые дома, в двух милях от прежнего селения, а саму деревню снесли, землю перекопали и посадили деревья. У лорда Джорджа Джермейна, министра по делам американских колоний, родившегося в деревне Сэквилл и выросшего в Ноуле, семейные владения были на редкость велики: семь внутренних дворов, множество крыш разной высоты — издалека все это выглядело как настоящий город. Когда Джордж был мальчиком, его отец, дабы отделить огород от парка, за один раз посадил саженцы двухсот груш, трехсот диких яблонь, двухсот вишен, пятисот падубов, семисот каштанов, двух тысяч буков и еще тысячи падубов.
Во всех случаях интересы не ограничивались садами и клубами. Школьное и университетское образование знакомило с латинской и греческой классикой, а во время «большого тура» по Европе молодые люди получали представление об искусстве и покупали картины и слепки с классических скульптур. Путешествие обычно включало в себя посещение Рима, который, кажется, не слишком изменился со времен пап Ренессанса. Управление там «хуже некуда», писал один побывавший там англичанин. «Четверть населения — священники, еще одна четверть — статуи, а четверть — люди, которые ничего не делают».