Одержимость Грешника
Шрифт:
— Потому что у меня теперь денег нет? Потому что я оступился и просто ошибся? — спросил он.
— Потому что, Паша, ты мне изменял. В том числе с моей сестрой, которой ты, между прочим, заделал ребёнка.
Я не уверена, были ли ещё измены, но, скорее всего, были. Потому что раз уж он на это пошёл за моей спиной и с моей же сестрой, то вполне могли быть и другие.
Лицо Паши потемнело, скулы заострились.
— Рассказала, значит.
— Да, рассказала.
— Тай… — он снова вплёл в свои волосы длинные пальцы. — Слушай, я… Я не знаю, как так вышло.
Я покачала головой.
— Как ты можешь так говорить? Ребёнок ведь твой.
— Я дам ей денег на аборт. Мне не нужен он!
— Юля не согласится на аборт, — вздохнула я. — Она не могла очень долго забеременеть и теперь не откажется от малыша. Видишь, какой ты у нас бык-осеменитель оказался…
— А тебя кто уже осеменил? Север, да?
Паша вдруг резко устремился в мою сторону, я невольно стала отступать, но очень скоро врезалась спиной в шкаф, где он меня и нагнал. В груди птицей забился страх — таким разъяренным я Пашу не видела никогда, по крайней мере, в мою сторону такая ярость никогда направлена не была. Он подошёл ко мне, больно ухватил за плечи и тряхнул словно куклу.
— Понравилось тебе с ним, отвечай!
— Паш… Ты… Больно!
— Отвечай, дрянь такая. Сколько раз ты с ним спала? Как давно у вас роман за моей спиной?
— Как ты можешь требовать отчет у меня, когда сам не лучше? Паш, я прошу, давай оставим эту грязь и не будем поднимать. Давай разойдёмся как взрослые люди.
— Ты меня из-за него бросаешь? — наседал он, его руки стали смыкаться на моей шее…
— Паш… Паша, — ухватилась я за его руки, переживая, что он сейчас меня реально просто задушит. — Не надо.
— Ты к нему уходишь?
— А ты бы простил меня, если бы я осталась?
— Нет, — сверкнул он глазами. — Прибил бы тебя, тварь.
Я нервно сглотнула. Паша никогда не оскорблял меня и не позволял себе поднять руку. А на Ксюшу он даже голос никогда не повысил. Но сейчас его пальцы практически обнимали мою шею, готовые сжать её в любой момент. Где же Катя? Нет её, что ли, в доме, или крыша у Пашки совсем поехала и он даже не боится никого?
— Тогда отпусти меня. Давай разведёмся спокойно. Что ты сейчас хочешь выяснить?
— Ты к нему уходишь? — повторил он свой вопрос, будто это его волновало больше всего остального.
— Нет, — помотала я головой, глотая слёзы. — Ни с тобой не останусь, ни к нему не пойду. Я сама буду. С Ксюшей.
— Ты его любишь, Тай?
— Н… нет.
— Меня выпустили и дело замяли не потому, что Алекс тебе занял? Потому что ты переспала с ним?
Я молча смотрела в его полные боли глаза и продолжала хватать ртом воздух, не зная, что сказать. Конечно, если подумать и рассудить по логике вещей, одних денег Северову в таком деле было бы мало за его покровительство… Мне и самой пришла бы на ум именно эта мысль. А Элла своим звонком только убедила Пашу в этом.
— Да или нет? — требовал он ответа, сжав чуть сильнее пальцы и вызывая мой судорожный всхлип.
— …Да. Я же тебя спа…
Договорить я не успела. Он вдруг ухватил меня
— Пошла вон отсюда, подстилка Северовская. И дочь ты только через мой труп получишь.
Дверь перед моим носом захлопнулась. Я осталась растерянно стоять в свитере, джинсах и носках на ледяном бетоне.
***
Ветер тут же пробрался под ткань свитера, и я обняла себя руками, начиная дрожать. С собой у меня совсем ничего нет — ни телефона, ни сумки. Оглянулась по сторонам. Взгляд упал на дом напротив. Недолго думая, просто побежала по снегу к крыльцу соседского дома, благо не очень далеко наши участки. Нажала кнопку звонка, и вскоре дверь передо мной открылась.
Тамара Павловна, которая жила с нами по соседству эти годы, окинула меня беглым взглядом.
— Заходи, — отступила она вглубь просторного холла.
Я зашла и стала ещё больше дрожать от тепла дома. Успела замерзнуть даже за эти несколько минут.
— Дверь захлопнулась, простите… Можно я пока тут у вас…
— Я всё видела, — сказала женщина. — Кошку как раз выпускала, когда он тебя… Бедная ты, бедная… Сымай носки мокрые… Дам другие. И пошли пить чай. Кабы не заболела теперь, горемычная.
Мне стало стыдно. Она видела нашу некрасивую сцену с Пашей… Принялась стаскивать промокшие насквозь и грязные носки, которые теперь только выкинуть осталось.
Тамара Павловна принесла мне тёплые вязаные следки, которые я с благодарностью приняла.
— Пошли в кухню. Согреем тебя.
Она повела меня за собой к барной стойке. Дом у соседки не такой большой и навороченный, какой был у нас с Пашей, но все равно уютный и просторный. Жаль только, что старушка одинокая. Лишь по праздникам взрослый сын привозит ей своих детей в гости.
Тамара включила электрический чайник.
— Ну, садись, бедовая, — кивнула она мне на стул, а сама осталась у буфета доставать чашки и накладывать в вазочку печенье. — Что у вас случилось-то? Изменила, что ли?
Такие вопросы с ходу… И я покраснела, опустив глаза. Старушка практически сразу угадала причину поведения Паши.
— Там… долгая история, — ответила я. — Вроде того.
— Ну, понятно тогда, — кивнула она. — Что ещё бы мужика так спровоцировало бы?
Я не ответила. Не знаю, может быть, и в самом деле это просто самое логичное, что пришло в голову при виде данной сцены, которая произошла у нас.
— А сам он ангел? — спросила вдруг Тамара. Я удивлённо подняла на нее глаза. Она словно знала всё заранее.
— В каком смысле?
— Сам не гулял?
— …гулял.
— Отож, — покачала она головой. — А тебя под задницу коленом. Сучок ещё трухлявый.
Она налила мне горячего чая и поставила рядом со мной. Я отпила несколько осторожных глотков, ощущая, как разливается внутри меня тепло, согревая успевшее озябнуть тело. Когда шок понемногу стал проходить, на меня навалилось бетонной плитой отчаяние. И что мне теперь делать? Слёзы сами собой побежали по щекам снова… Выкинул меня, как ненужного пса, на снег умирать.