Одержимость
Шрифт:
Вот уже много лет он вел с Машей разъяснительную работу. Пытался объяснить ей, кто такой Некрасов и как ей нужно вести себя с ним. Леонид Игнатьевич советовал ей играть роль. Но любая роль предполагает притворство, а Маше хотелось быть самой собой. В один из последних приездов Марков взял Машу под локоток и обворожительно улыбнулся.
– Милая девочка… – Его грудной голос всегда действовал на нее парализующе. Она переставала что-либо соображать, когда слышала его. Маша боялась Маркова. Все внутри обрывалось и повисало на тонкой паутинке остатков здравого смысла. Она чувствовала угрозу,
– Милая моя девочка, тебе выпала большая удача – любить такого незаурядного мужчину, как Андрон Егорович Некрасов. Изволь соответствовать. Никаких истерик, и знай свое место.
– Я не собака, которой постелили коврик у входа в комнату хозяина.
– Зачем ты себя унижаешь? Тебе постелили в спальне.
– Почему вы позволяете себе так говорить со мной? – Маша попыталась защищаться.
– Разве я обидел тебя, девочка? Считай мои слова советами заботливого отца.
Это уже был удар ниже пояса. Ведь Маркову наверняка известно, что Маша росла без родителей. Ей было больно, что человек, мнением которого Андрон дорожит, обижает ее.
– Я переживаю за вас обоих, Машенька. Только этим объясняется мое желание помочь, подправить, объяснить.
– Вам недостаточно того, что Андрон сутками обсуждает с вами дела компании? Теперь вы хотите влезть и в его личную жизнь? – Маша вскипела от негодования. Она не собиралась проглатывать очередную порцию приторной лжи. Этот человек постоянно напоминает ей о том, что она в этом доме никто. Еще немного, и ее терпение лопнет. Она пожалуется Андрону. Вот тогда посмотрим, что запоет этот седовласый красавец!
– Андрон мне как сын. Я хочу ему только добра. И тебя прошу. Нет, требую: дома создай ему нормальные условия. Здесь он должен отдыхать, а не бороться с тобой за права и свободу.
– Это вас не касается.
– Касается, потому что от настроения и состояния Некрасова зависит все, что происходит на фирме. Лишняя нервотрепка ему ни к чему. Давай дружить, милая. Ты ведь умная девочка. Дура не смогла бы столько лет морочить голову Андрону.
– Мне это считать комплиментом? – Маша натянуто улыбнулась.
– Это по желанию.
– Ваша оценка моего вклада в душевное состояние Андрона Егоровича Некрасова меня совершенно не волнует!
– Напрасно. От меня тоже кое-что зависит. – Марков хищно улыбнулся.
– Как мы откровенны!
– Чего хочу и от тебя, Машенька. Я открыт как на ладони. Все, чего я хочу, – зеленый свет для наших общих с Андроном планов. Не мешай. Твое дело – крепкий тыл, жаркий секс. Он мало уделяет тебе внимания? Читай «Камасутру». Подарить?
– Это уже слишком.
– Ну, тебе виднее. – Марков пожал плечами. – У тебя столько компенсаций. Включи голову и живи полной жизнью, дыши полной грудью. Кстати, у тебя красивая грудь.
– А вот это совсем некстати! – Маша зарделась под пристальным похотливым взглядом Маркова.
– По-шу-тил, – пропел Леонид Игнатьевич. – Одним словом, мирись, мирись и больше не дерись. Каждый раз одно и то же. Мир в семье всего дороже.
– Мы помиримся и без вашей помощи.
– Согласен, но как скоро? Андрон напряжен, милочка. Ему нужна разрядка, ты понимаешь, чего лишаешь его?
– Он с вами слишком откровенен. – Маша была готова провалиться сквозь землю от стыда.
– Я же говорил, что Андрон мне как сын. Слушай, мне не трудно повторить. – Посуровевшее лицо Маркова заставило ее сердце замереть. Она прижала руку к груди. Еще немного, и Маша задохнется от негодования. – Давай дружить. Поверь, так будет лучше для всех.
– Вы хотели сказать – для вас.
– Красивые у тебя волосы… – Леонид Игнатьевич резко сменил тему. – И сама ты красивая. Красивая и умная девочка. Не говори лишнего и не веди себя как истеричка.
Каждый раз после таких разговоров Маша долго приходила в себя. Она страдала от унижения и невозможности поделиться с кем-то своими переживаниями. Андрону сказать боялась. Только в мыслях смело передавала ему суть очередного разговора с Марковым, а когда он интересовался, трусила и отвечала:
– Ничего интересного, Андрюша, очередной обмен любезностями.
Обычно Андрона устраивал такой ответ. Но внутри Маши бушевал океан страстей, силу которых знала лишь она сама. Винить некого. Подруг растеряла. Ни с одной из них она не виделась после выхода из интерната. Особенно когда нашлась ее квартира, между нею и девочками словно выросла стена. Поначалу они еще старались не потерять друг друга из виду, а потом разбрелись. Быть может, всем им, как и Маше, хотелось поскорее забыть годы, проведенные в интернате.
Она не любила вспоминать те времена. Было грустно, бедно, предсказуемо. Все мечтали о другой жизни, фантазировали, путали мечты с реальностью, заигрывались и уже не желали выходить из придуманной роли. Но никто не смеялся, не подшучивал зло. Девчонки-фантазерки – разношерстный, верящий в чудеса народ. Маша не многим отличалась от остальных. Быть может, читала чуть больше, фантазировала чуть меньше. А еще она не любила шумных компаний. Ее коробило от скабрезных шуточек. Маша слыла недотрогой. В отличие от большинства ее подруг, она не спешила расстаться с невинностью. Подчеркивая это, девчонки дали ей прозвище – божий одуванчик. Маша не обижалась. Глядя на себя в зеркало, она и видела этот растрепанный, беззащитный цветок: светлые вьющиеся волосы, непослушные и пышные, воздушный ореол из кудряшек – на самом деле словно головка одуванчика.
– Опять любуешься? – Соседки по комнате посмеивались над ее манерой подолгу смотреться в зеркало.
– Колдую, – отшучивалась Маша.
На самом деле в такие минуты она напряженно боролась с комплексами. Смотрела на свое отражение и внушала себе, что она красивая, удачливая, сильная и решительная. Маша считала, что именно этими качествами природа наделить ее не пожелала. Значит, нужно воспитать их самой. Ну, с решительностью и силой варианты были, а вот что поделать с этой худобой в сочетании с пышной грудью? Жуткое зрелище. Как смириться с этим маленьким вздернутым носом и копной бесцветных волос, которые она заплетала на ночь в тугую косу?