Одержимость
Шрифт:
– Меня пугает его самодостаточность, Егор.
– Все хорошо. Ты слишком заботлива, слишком внимательна. Вот в чем перебор. Надо было еще одного рожать. Ну, не хмурься. Ты сейчас скажешь: возраст, поздний ребенок, риск. Давно пора забыть о том, как трудно нам достался Андрон.
– Я никогда не смогу этого забыть. – Лицо и шея Некрасовой покрылись алыми пятнами.
На мгновение она вернулась в тот день, когда появление на свет Андрона могло стать фатальным событием для нее самой. Врачи сделали все возможное и невозможное. Благодаря их самоотверженности и поддержке мужа она выжила.
– Настя, у нас замечательный сын. Ты – замечательная мать. Хотя твоей материнской любви еще бы на дюжину хватило.
– Ты опять за свое.
– Знаю, знаю, заранее знаю все твои аргументы. Все нужно делать вовремя, да?
– Ты читаешь мои мысли. – Настасья Сергеевна покачала головой. – Андрон для меня – сама жизнь.
– Я знаю и горжусь им, милая, на самом деле горжусь.
– Я тоже, разумеется, и я.
Назревавший конфликт был улажен. Некрасовы умели уходить от бурного выяснения отношений, тем более при ребенке. Мелкие размолвки не в счет. Наверняка и поэтому родители Андрону казались идеальной парой.
– Мама, а как ты познакомилась с папой? – Ему важно знать это. – Ты помнишь?
Настасья Сергеевна замешкалась
– Это романтическая история, сынок, – расплылась она в улыбке. – Увидела и влюбилась с первого взгляда.
– А ты что скажешь, пап?
– Что сказать, сынок. Отбил я маму у моего лучшего друга.
– Мам!
– Егор! – Мама бросала на отца испепеляющие взгляды.
– Что, Настя? – Некрасов состроил виноватую мину. – Пошутил. Пошутил я, сынок.
– И вообще, это было так давно, – защебетала мама. – Главное не то, как мы встретились, а то, что мы вместе и у нас есть ты, сынок!
Они неустанно повторяли, что Андрон – самое дорогое, что у них есть. Он так часто слышал это, что безоговорочно верил в свою избранность, одаренность. Таланты – это прекрасно. Однако это всего лишь дополнение. Главное – любовь. Благодаря ей Андрон чувствовал себя защищенным, сильным. Родители любили его, не оберегая чрезмерно. Он воспринимал их как старших товарищей. Это здорово. Наверное, он должен считать себя счастливым. Ничего. Он вырастет и отблагодарит их за все.
Как будто все шло хорошо. Планы, быстротечное время. У него все получалось. Так говорили все, и родители тоже. Вместе с тем Андрона одолевало предчувствие приближения чего-то неотвратимого, ужасного, чему он не сможет противостоять. Ощущение витало в воздухе, мешало наслаждаться жизнью, заставляло сердце работать с перебоями. Слово «страх» в какой-то момент уже не подходило. Это был прочно обосновавшийся ужас ожидания чего-то непоправимого.
Он всегда ему завидовал. Черной завистью, убийственной. Завидовал атмосфере, царящей в его доме: всегда улыбающаяся мама с глазами, в которых отражается счастье. Глава семьи, от которого пахнет хорошим одеколоном, а не перегаром, как от его пьянчужки-отца. У Некрасовых Леониду всегда было уютно. Но внимание и доброжелательность родителей Егора вызывали у Леньки не благодарность, а тщательно скрываемую злобу. Жизнь в этом доме складывалась в яркую мозаику, именуемую нормальной семьей, счастливым детством и юностью, радужными планами на будущее. Как же Леониду хотелось оказаться на месте Егора! Хотя бы на денек. Будь у него такие условия, как у этого черноглазого красавчика, уж он добился бы большего. А Егор умудряется топтаться на месте. Почему? Да потому что ему нечего желать, у него во всем полный порядок, и нет у него одного немаловажного достоинства, необходимого условия успеха, – здоровой доли авантюризма.
Они идеально дополняли друг друга: Некрасов с его связями, примерной анкетой, благополучным тылом и светлой биографией комсомольского лидера, и Марков, с его наполеоновскими планами, трудолюбием и нечеловеческим чутьем денег. Реальности будут плавно вписываться в их график, а не наоборот. Все это будет. Кажется, они даже время смогли заполучить в союзники. Молодые, здоровые, талантливые, они шли по жизни рука об руку, мечтая о материальном благополучии масштабов Дональда Трампа. Оба понимали, что только с хорошими связями и деньгами можно надеяться на успех. Светлое и радужное будущее распахнет перед ними не узкую калитку, а широкие ворота, в которые можно въехать на сумасшедшей скорости. Награда стоит того.
Окончив университет, друзья получили распределение в один из престижных научно-исследовательских институтов. Фундаментальный во всем, Некрасов поступил в аспирантуру. Марков же не собирался тратить время на то, что не могло сделать его богатым. Он выполнял свои обязанности, и только.
– Вы зарываете ваш талант, милейший. – Начальник лаборатории предлагал ему писать кандидатскую, но Леонид отказался не раздумывая. Он не хотел тратить на это время. Гораздо больше его привлекали поездки в столицу на уик-энд. Оттуда он возвращался с сумками, полными дефицитных товаров, быстренько реализовывал их, получая хороший процент. При этом чувствовал себя хозяином положения и в душе посмеивался над теми, кто легко выкладывал немыслимые деньги за импортную косметику, джинсы, обувь. Сам он одевался со вкусом. Для него это было важно. Так он чувствовал себя увереннее.
В институте Леонид слыл зазнайкой, гордецом, человеком замкнутым и непредсказуемым. Его побаивались, потому что попасть на его острый язык не хотел никто. К тому же Марков периодически напускал на себя неприступный вид, исключающий даже самое поверхностное общение. Разумеется, это никогда не касалось Некрасова. Егор в свою очередь не обращал на создаваемый коллегами портрет друга никакого внимания. Он знал настоящего Маркова, а не того, который за позой прятал свою ранимость и неуверенность.
Жизнь текла подозрительно размеренно. У Егора – по плану: работа, семья, ребенок, у Маркова все в мечтах – достаток, неограниченные возможности, свобода. Но однажды…
– Егор, или сейчас, или никогда! Нужно действовать. Время пришло! – Таким возбужденным, на таком подъеме Егор не видел своего друга давно. Тот был полон энергии и оживших надежд. – К черту прозябание на эту нищенскую зарплату! Мы станем хозяевами своей жизни. Что ты смотришь? Разве не об этом мы мечтали? Шевели мозгами, Егорка!
Первый шаг был сделан: друзья открыли свою фирму. Марков, для которого не существовали понятия трудовой стаж, сложившийся коллектив, многолетний опыт, вскоре написал заявление об уходе из института по собственному желанию. Некрасов к тому времени занимал должность научного сотрудника, речь шла о повышении, так что увольняться он не спешил. Егор никогда не был приверженцем резких мер. Что-то внутри протестовало против авантюризма Маркова. Но противостоять его напору оказалось невозможно. В какой-то момент Егор сказал себе, что он доверяет интуиции своего товарища. Это стало аксиомой, и Некрасов почувствовал облегчение.