Одержимость
Шрифт:
Призрак спрятал нож и вытер пальцы о подол моего платья. От унижения и разочарования внутри поднялась волна яростной ненависти.
— Сукин сын! — я хотела впиться когтями ему в лицо, но он схватил меня за запястья и выкрутил руки так, что меня согнуло от боли.
— В следующий раз сломаю.
Призрак разжал пальцы, взял меня за шкирку и поволок по лестнице. Я не сопротивлялась, меня все ещё колотило. Он затащил меня наверх и втолкнул в ванную комнату.
— Помойся, потекла, как сучка, — сказал с презрением, со смаком, наслаждаясь каждым словом. Открыл воду, и пинком загнал под душ. Как собаку.
— Остынь немного.
Я чуть не вскрикнула, когда холодные капли коснулись разгорячённой кожи.
— Тебе понравилось? — спросил уже у самых дверей.
— Что б ты сдох! — прошипела я, сгибаясь пополам, приседая на корточки, чувствуя себя вывалянной в грязи. Униженной, раздавленной…улиткой. Он отымел меня. Ментально трахнул мне мозги. У меня зуб на зуб
— Помечтай об этом в одиночестве. У тебя ещё одни сутки на размышление. Завтра я закопаю тебя живьём во дворе этой гребаной вилы, твой труп не найдут даже с собаками. Я обещаю. Да и кто будет искать проститутку, а? На чью помощь ты надеешься, Кукла? Всем на***ть на тебя, а многие просто спят и видят, что ты сдохла…, впрочем, я их прекрасно понимаю. Их сны довольно скоро станут явью. Обещаю.
— Ты — больной на голову сукин сын!
Меня колотило, как в приступе лихорадки, похоже начинается истерика, впервые за всю мою жизнь.
— Возможно. Тебе от этого легче?
Нет, мне не было от этого легче, я понимала, что мною овладевает отчаяние, и очень скоро я не смогу контролировать себя. Похоже, я все же начинаю ломаться. Даже у кукол есть срок годности.
— Горячую воду включи, — бросил перед тем как захлопнуть дверь.
Бецкий. Россия. 2009 год
— Алексей Алексеевич, я адвокат и я веду ваше дело. Меня зовут Николай Арсеньевич Бецкий.
Адвокат протянул руку арестованному, но тот даже не посмотрел на него. Странный тип, во время изучения его дела Никитин представлялся Бецкому совсем иначе. Сильнее что ли, даже каким-то зверем, нелюдем, а сейчас он видел перед собой раздавленного и сломленного человека.
— Я не просил адвоката, — голос прозвучал глухо.
— Вам положено по закону.
Мужчина в строгом сером костюме, в отутюженной рубашке стального цвета с черным аккуратно завязанным галстуком сел напротив арестанта. Тот молчал, обхватив голову крупными ладонями, покрытыми мелкими порезами, с жгутами вен на запястьях. Пальцы арестованного слегка подрагивали.
— Закурите?
Подтолкнул пачку к Никитину. Мужчина протянул руку достал сигарету, на широких запястьях звякнули наручники. Адвокат поднёс зажигалку и чиркнул кремнем.
— Вы должны мне все рассказать, возможно я смогу добиться для вас смягчения наказания.
В этот момент мужчина истерически засмеялся.
— Наказания? Вы в самом деле думаете, что меня это волнует? Да хоть вышка, плевать.
Серые глаза заключённого сверкнули и тут же погасли, он сильно затянулся сигаретным дымом.
— Я должен…
— Никто никому и ничего в этой жизни не должен. Я не хочу смягчения наказания. Меня устроит любой приговор. Мне нас***ть. Так что катитесь отсюда и займитесь теми, кому реально нужна ваша помощь. А я со своим дерьмом сам разберусь.
Адвокат все же отодвинул пластиковый стул и сел напротив заключённого.
— Почему вы так пессимистично настроены? Я мог бы…
Заключённый поднял голову и Бецкий невольно отшатнулся — в совершенно пустых глазах он увидел отражение бездны, некоего персонального ада, заглянул в омут мрака и ненависти.
— Что вы можете? Отмотать время назад можете?
— Нет, но я могу сократить вам срок, хотя бы попытаться это сделать. Например, найти смягчающие обстоятельства, причины…Это моя работа.
— Нет никаких смягчающих обстоятельств. Я виновен. И свою вину признал. Так что поздно, господин адвокат. Идите, не тратьте время зря, а за сигареты спасибо.
— Вы знаете в чем вас обвиняют, Никитин?
Арестант отвернулся к окну и снова затянулся сигаретой.
— Да. В убийстве. В преднамеренном убийстве.
Заключенный резко обернулся, и адвокат вздрогнул — казалось на него смотрит живой труп, точнее человек которому в этой жизни больше нечего терять. Бецкому показалось, что в этот момент на него выплеснулась волна дикой боли, ощутимой на физическом уровне. Чужой боли, осязаемой, живой. Она, как червь, пожирала этого человека, подтачивала изнутри. В деле было указано что ему тридцать пять — выглядел он лет на десять старше и самое страшное, что он уже сам себя приговорил. Бецкий почувствовал, как вспотели собственные ладони и стало трудно дышать, словно его заперли в клетку с раненным зверем, который способен на что угодно в приступе предсмертной агонии.
но его наняли, ему заплатили огромные бабки за то чтобы он вытащил этого человека из-за решётки, на определённых условиях, конечно. Для адвоката
— Вы ещё здесь? — заключённый больше не смотрел на адвоката, он закурил вторую сигарету и закрыл глаза, — Уходите.
— Вы неправильно осведомлены, Алексей Алексеевич, вас обвиняют…
— Уходите! Нахрен валите отсюда! Я сказал — мне ничего не нужно! Я знаю в чем меня обвиняют. Я во всем признался. Какого хера вы пришли сюда? Достаньте ваш блокнот и запишите заглавными буквами: что я, Никитин Алексей Алексеевич, признаюсь, что убил выстрелом из пистолета, в упор, мою мачеху — Никитину Марию Андреевну. И да — это преднамеренное убийство. Достаточно?
16
Ольга. Россия. 2009 г.
Я была счастлива. Впервые за долгие месяцы. Летала на крыльях. Он вернулся. Вернулся тогда, когда совсем этого не ожидала, когда слезы и мечты о нем стали навязчивыми, монотонными, непрекращающимися буднями. Когда жить не хотелось и не спасали даже антидепрессанты.
Правда он изменился, я не узнавала его. Тот добрый и весёлый парень с которым познакомилась в кабинете отца, который возил меня за город, кормил конфетами, прыгал вместе со мной с парашюта, смешил и просто был всегда рядом, исчез. На его место пришёл совсем другой человек, нет, все тот же, с такой же невероятной улыбкой, с теми же серо-голубыми глазами, но в нем появился какой-то огонь, пламя, жёсткость и жестокость. Я даже не представляла, что это только начало всех тех перемен, которые произойдут с ним…с нами со всеми. Я его не узнавала, но с ума сходила все больше и больше. Чем непонятней становился Лёша, тем больше я влюблялась в него. Не понимаю, когда и в какой момент я что-то упустила. Все шло к свадьбе. Никто не сомневался, что Никитин сделает мне предложение, к тому времени мы встречались уже почти полтора года и вдруг появилась ОНА, эта сука. Я возненавидела ее с первого взгляда. Пыталась быть милой, улыбаться, хорошо относиться, но ненавидела и ничего не могла с собой поделать. В этой маленькой стерве пульсировала адская бездна, нечто непередаваемое. Ее взгляд, манера говорить, вот этот яд в каждом слове, жесте. Я ее боялась, хоть и была старше лет на пять, видела эти зелёные глаза циничные, пустые, как у волчицы, и боялась. Маша ходящая ядерная бомба, опасность. Родственница блин, юная, неопытная. Можно подумать? Да, у неё на лбу написано, что она жизнь знает лучше меня и Лёши вместе взятых. Шлюшка малолетняя. Ревность просыпалась медленно, она расползалась ядовитым пятном и душила, а я не могла себе позволить выплеснуть эти чувства. Лёша не давал, постоянно отрицал, злился, психовал. Он вообще не давал говорить об этой …дряни плохо. Только смотрел на эту стерву так, как никогда не смотрел на меня, и я это чувствовала интуитивно, подсознательно. Все пошло кувырком с появлением Куклы, вся жизнь наша пошла под откос. Спустя время, когда я вспоминала все день за днём, то понимала какой идиоткой была, как могла позволить так себя обмануть, так обвести вокруг пальца? Но я любила, а любовь слепа. Я верила Лёше, хотела ему верить, не представляла свей жизни без него. Без его поцелуев, нежных ласк, объятий. Он был у меня первым. Да, первым. Учёба, работа в офисе у отца как-то не располагала к флирту и связям. Я росла в строгой, приличной семье. Отец бдел, да и я была хорошей, домашней девочкой…дурой была. В Лёшу влюбилась с первого взгляда, как в кабинете отца увидела и пропала, мечтала о нем по ночам, писала для него стихи и тайком смотрела его фото с деловых приёмов. Пока отец не заметил мою влюблённость и не познакомил нас ближе. Лёша был очень деликатным и отношения наши были красивыми. Он умел ухаживать. Мы переспали где-то через два месяца после знакомства. Хотя…будь он понастойчивей я бы отдалась ему намного раньше, не задумываясь. После того случая на дне рождении Женьки мы расстались. Меня ослепила ревность, тогда, обдумывая все, я считала, что неправа, что свела его с ума ревностью, придирками и он ушёл. Конечно все было иначе, но разве я могла себе представить насколько? Тем более Лёша вернулся ко мне. А потом известие о свадьбе его отца на Машке, и я окончательно успокоилась. Снова почувствовала возможность дышать, любить, смеяться. Лёша вернулся и это было самым важным для меня. Плевать, что он изменился стал жёстче, резче, непредсказуемой, я была слепа, позволяла ему все, готова была ползать у него в ногах лишь бы он больше не оставил меня. Я все простила и забыла, для меня ничего не изменилось, Лёша все такой же нежный, не считая той ночи…его возвращения, когда он взял меня грубо на лестнице, словно наказывая, как шлюху, как животное. На минуты превратился в зверя. Я плакала и умоляла его прекратить, а он не слышал, вдалбливался в моё тело, мял жестокими руками. На утро просил прощения. Больше такого не повторялось, Лёша превратился в того чуткого и пламенного любовника, которого я знала и желала каждой клеточкой своего тела, под которым тихо стонала, закусив губу и шептала ему слова любви. Наивная. Ему это было не нужно. Лёша использовал меня, как щит, прикрытие, черт его знает зачем, но использовал. Они ловко обвели вокруг пальца и меня, и Алексея Николаевича. Я ненавидела и презирала их обоих. Куклу больше всех. Это она…все она. Тварь.