Одержимые
Шрифт:
Когда Витни позвонил в контору Квина, его секретарша сказала коротко, что его не было. Хотя Витни всякий раз представлялся как брат Квина и секретарша точно знала, кто он такой, она никогда не сообщала ему никакой дополнительной информации.
— Квин дома? Его нет в городе? Где он? — спрашивал Витни, стараясь говорить спокойно.
Но секретарша Квина, одна из его сторонниц, только тихо отвечала:
— Уверена, что господин Пакстон свяжется с вами после праздников.
Рождественский вечер в огромном доме старшего Пакстона на Грандвью Авеню вместе со всей родней! В такой умопомрачительной атмосфере, как мог Витни уединиться с Квином и поговорить? Хотя его ни на секунду не покидала тревога за брата.
Поэтому, хотя он и не был из тех, кто суется в дела чужих семей, особенно своего брата, Витни на машине через весь город из скромнозажиточного района кондоминимумов и частных домиков на одну семью, где он долгие годы вел незатейливую жизнь холостяка, отправился в полузагородный район миллионнодолларовых особняков, куда Квин перевез свою семью несколько лет тому назад. Место было известное, Уайтвотер Хайтс, все дома большие, роскошные и отгороженные от дороги деревьями или живыми изгородями. Не было ни одного участка меньше трех акров. Дом Квина был выстроен по его собственному проекту: эклектическая [7] смесь неогеоргианского и современного стилей, с крытым бассейном, сауной, огромной верандой из калифорнийской секвойи позади дома. Витни, который никогда раньше не подъезжал к дому на своем «вольво» по извилистой, усыпанной гравием дороге, припарковался возле трехместного гаража и позвонил в дверь со странным чувством, что вторгся в частные владения и будет оштрафован, даже если его пригласили.
7
Эклектизм — в архитектуре и изобразительном искусстве сочетание разнородных стилевых — элементов или произвольный выбор стилистическою оформления для здании. — Прим. ред.
Поэтому теперь он ощущал явное беспокойство. Он звонил в дверь, он ждал. В прихожей было темно, в гостиной тоже. Он увидел, что дверь гаража закрыта, а на подъездной дорожке нет машин Квина и Элен. Может, дома никого не было? Но разве он не слышал музыку? Радио? Он полагал, что девочки должны быть в школе. Каникулы начинаются с понедельника. Значит, день был школьный. Почему они дома? И Элен тоже?
В ожидании он глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Уже настали морозы, но снег еще не выпал. Кроме рождественских огней в нескольких домах, что он миновал при въезде на Уайтвотер Хайте, он не заметил атмосферы близкого праздника. Внутри дома Квина и Элен не было новогодних украшений, на двери не повесили даже декоративного веночка из вечнозеленых веточек… Никакой елки? В фойе дома старого Пакстона на Грандвью Авеню будет установлена огромная ель. Наряжать ее было настоящей церемонией. Ежегодный ритуал все еще соблюдался, хотя Витни уже не присутствовал на нем. Одной из привилегий взрослых, думал он, было держаться на расстоянии от источников неудобств и боли. Ему же исполнилось тридцать четыре года.
Конечно, он проведет рождественский день с семьей. Или часть дня. Это неизбежно. Ведь пока он оставался жить в городе, где родился. Разумеется, он преподнесет подарки в дорогой обертке и получит свою долю подарков. Как всегда, он будет благодарен маме и вежлив с папой, понимая, что не оправдал их надежд, не сделавшись таким же сыном, как Квин. Но среди праздничной суеты, мелькания людей и веселого шума их недовольство смягчится. Витни прожил с этим так долго, что, возможно, теперь это было не столько само недовольство, сколько воспоминание о нем.
Он еще раз позвонил в дверь. Осторожно позвал:
— Эй? Есть кто дома?
Сквозь дверь прихожей он видел свет в глубине. Музыка, казалось, затихла. В темной прихожей возле лестницы стояли коробки… или чемоданы? Маленькие саквояжи?
Семья собиралась в поездку? В такое время, в канун Рождества?
Витни вспомнил сплетню, которую слышал несколько недель тому назад, что Квин поговаривал о поездке в какое-то очень дорогое экзотическое место, на Сейшельские острова, с одной из своих подруг. Он недооценил сплетню, веря, что Квин, при всей его грубости и равнодушии к чувствам жены, никогда не будет вести себя столь вызывающе. Это взбесило бы отца. К тому же Квин дорожил своей репутацией, поскольку годами лелеял надежду, что однажды займет важный общественный пост. Их прадед, Ллойд Пакстон, был видным конгрессменом от республиканцев, и имя Пакстонов все еще пользовалось уважением в штате… «Эта бестия не посмеет», — думал Витни.
И все же в душе шевельнулся страх. Еще одно предчувствие. «А если Квин сделал что-то с Элен или девочками в приступе ярости?» Перед мысленным взором Витни явился Квин в забрызганном кровью фартуке, приготавливающий стейки на роскошной веранде из калифорнийской секвойи. Квин. Последняя четверть июля. Двойная вилка в одной руке и электрический нож в другой. Звук электромотора, зловещий блеск лезвия. Квин с раскрасневшимся лицом, злой на младшего брата за опоздание. Взмахом руки он позвал его на веранду с резким энтузиазмом человека на грани запоя, но старающегося не потерять самоконтроля. Каким ладным казался Квин: рост шесть футов три дюйма, вес двести фунтов, светло-голубые глаза ярко светятся на лице, голос звенит! Витни сразу ему повиновался. Квин в смешном фартуке, натянутом на его расплывшийся живот, острым ножом сделал игривое движение в сторону Витни: шутливое рукопожатие.
Вспомнив это, Витни содрогнулся. Все остальные тогда смеялись. Витни тоже смеялся. Всего лишь шутка. Было смешно… Видела ли Элен и содрогнулась ли тоже, Витни не заметил.
Витни постарался отогнать это воспоминание.
Однако он продолжал размышлять о том, что убийцами своих близких становятся не только отчаявшиеся нищие мужья, не только умалишенные. На днях Витни прочитал ужасную новость о том, как страховой агент средних лет застрелил живущих отдельно от него своих жену и детей… Но, нет, об этом теперь лучше не думать.
Витни сделал еще одну попытку и нажал кнопку звонка. Звонок работал, он его слышал.
— Эй! Квин? Элен? Это я, Витни.
Как слаб и нетверд его голос! Он был уверен, что в доме брата случилось неладное. И в то же время, как будет ругаться Квин, если он дома, за то, что Витни лезет не в свое дело. Словом, Квин разозлится в любом случае. Пакстоны были большим, общительным и очень сплоченным кланом, питавшим мало симпатии к нарушителям спокойствия и к тем, кто совал нос куда не следует. Отношения Витни с Квином теперь были сердечными, но два года назад, когда Элен уехала из его дома и начала бракоразводный процесс, Квин обвинил Витни в интригах за его спиной, заподозрил даже, что он был одним из тех, с кем Элен ему изменяла.
— Скажи правду, Вит! Я все пойму! Я не сделаю плохо ни ей, ни тебе! Только скажи правду, ты, трусливый сукин сын!
Так злился Квин. Но даже в ярости чувствовалось притворство, поскольку, конечно, подозрения Квина были безосновательны. Элен никогда никого не любила, кроме Квина, он был ее жизнью.
Вскоре Элен вернулась к Квину вместе с дочерьми, прекратив дело о разводе. Витни был разочарован, но и вздохнул с облегчением. Разочарован, потому что попытка Элен освободиться была столь необходима, сколь оправдана. Облегчение, потому что семья Квина не разрушилась, авторитет его утвердился, и он успокоился. Исчез повод злиться на младшего брата, осталось только, как всегда, слабое презрение.
— Конечно, я не всерьез подозревал тебя и ее, — сказал Квин. — Я, наверное, напился до беспамятства.
И он засмеялся, словно такого никогда не могло быть.
С тех пор Витни держался подальше от Квина и Элен. Кроме случаев, когда они неизбежно встречались на семейных торжествах Пакстонов, например на Рождество.
Теперь Витни поежился, думая, не следует ли ему обойти дом и попробовать через заднюю дверь заглянуть внутрь. Но, если Квин был дома и что-то случилось, мог ли Квин быть… опасен? У него имелось несколько охотничьих ружей, дробовик и даже револьвер с разрешением на него. А если у него запой… Витни вспомнил, что полицейских чаще всего убивают, когда они разбирают домашние ссоры.