Одержимый обувью. От багажника автомобиля до международной империи с выручкой в миллиард $
Шрифт:
Много времени утекло с той финальной игры до момента, когда мне вручают эту награду за новаторство. Теперь люди говорят о моих достижениях в прошедшем времени: «Как тебе удалось этого добиться?» Я отлично понимаю, что именно их интересует. Как я создал свой бренд с нуля и прошел путь от полного неудачника до успешного бизнесмена, которого осыпают наградами? Ответ на удивление прост: я соединяю воедино то, что меня окружает – будь то обувь, команда или разрозненные эпизоды личной жизни.
Впервые меня назвал «сапожником» Джордан Белфорт, печально известный «волк с Уолл-стрит», на тот момент мы еще были друзьями. Он помог разместить акции моей компании на бирже и предложил сотрудничать по другим вопросам. Несмотря на то что эти отношения стали одной из самых больших
Я получал огромное удовольствие, когда объединял разрозненные куски материала для создания своих самых культовых туфель, таких как Marilyn, Mary Lou, Slinky и моей новинки – Troopa. Я применял аналогичный подход для того, чтобы собрать команду из фактически незнакомых мне людей, нанимать которых по отдельности не имело смысла, но в сплоченном коллективе они работали удивительно эффективно. Компания – это неотделимая часть моей жизни, которую также пришлось собирать буквально по кусочкам, и благодаря моим детям, друзьям и людям, которых я люблю, теперь она представляет собой единое целое.
Итак, кто же я на самом деле: эгоист, законодатель моды, предприниматель, визионер, семьянин? Честно говоря, ко мне относится все вышеперечисленное. Я все тот же человек, у которого есть свои недостатки. На самом деле, чем успешнее я становился, тем больше неуверенности приобретал. Когда я был молод и только начинал свое дело, я думал, что все знаю. Только упорный труд и деньги имели значение. Достижение успеха любой ценой казалось оправданным. Теперь я в этом не уверен. Я заработал деньги. Я добился успеха. Но безвозвратно потерял многие годы своей жизни и любимых людей – это цена, которую я заплатил. Стоило ли оно того?
Однозначный ответ – да. Может показаться преувеличением, но если бы я мог вернуться в прошлое, то не изменил бы ни минуты, даже те, которые провел в тюрьме в мыслях о том, что моя жизнь закончена. Будь то обувь или жизнь, без тщательного скрепления каждой детали невозможно получить финальный результат.
Тем не менее я хочу, чтобы вы прочитали мою историю и высказали свое мнение. Что бы изменили вы? Мой успех не иллюзорен – это результат непрерывной работы, упорного труда и фактической цены, которую я заплатил, чтобы оказаться там, где сейчас нахожусь. Я преодолел невероятный путь. Возможно, эта книга вас чему-то научит, а если нет, то в любом случае вы получите удовольствие от ее прочтения. Я лишь могу пообещать, что честно расскажу вам свою историю, которую сшивал буквально по кусочкам.
Глава 1
Каблучное гнездо
Каблучное гнездо – это место, где подошва и пятка соединяются вместе. Оно соответствует размерам ступни, благодаря чему обеспечивает комфорт и устойчивость во время движения.
В детстве я всегда чувствовал себя чужаком. Почти все ребята, с которыми я ходил в школу, родились в типичных еврейских семьях среднего класса. Но в моем случае дело обстояло иначе. Мой папа был ирландским католиком и находился «по другую сторону баррикад», тогда как мама была еврейкой, которая родилась и всю жизнь провела в этом районе. Я был единственным ребенком из смешанной семьи.
Сегодня это в порядке вещей. Мои дети ходят в школу, где все ребята только наполовину евреи. Но в то время это была большая редкость. Парни из Инвуда – района с маленькими парковками, приземистыми зданиями и скромными домами, где жил мой отец, – работали таксистами и барменами. Они обслуживали более состоятельных жителей соседних городов, где строились настоящие хоромы, а улицы были усажены деревьями. Наш дом был довольно скромным, но с красивой лужайкой, где мы с братьями играли в футбол, а на заднем дворе мама выращивала томаты.
Между жителями Инвуда и другими районами Лонг-Айленда не было напряженных отношений, тем не менее они старались не пересекаться. Когда я здесь рос в 1960-е и 1970-е годы, был самый разгар борьбы за гражданские права, поэтому пересекать эту границу все еще было рискованно. Дети из еврейских семей не гуляли с ребятами из Инвуда. Встречаться или заключать брак с представителями другой расы было неслыханным событием. Мои родители стали исключением.
Это значит, что в моем районе только я рос в смешанной семье. Я был белой вороной, но меня это не беспокоило. На самом деле мне даже нравилось это. Мне не пришлось расплачиваться за то, что я был другим. Мои отличия были не настолько большими, чтобы подвергаться остракизму, разве что одна из подруг моей мамы время от времени искоса посматривала в мою сторону. Но по большей части я спокойно жил и получал удовольствие от своего статуса чужака. Благодаря этому я мог быть тем, кем захочу.
Я не вписывался ни в одну компанию, как бы ни старался. Я не стал бы походить на еврейских ребят, с которыми общался, или на детей из Инвуда. Таким образом, мне удалось отделиться от окружающих и, примирившись со своими особенностями, стать самостоятельной личностью.
В детстве я боготворил отца. После его смерти прошло много лет, но со временем я начал восхищаться им еще больше. Почти вся его семья работала в католической церкви. Он оставил все это в прошлом, чтобы стать частью еврейской семьи и перенять ее традиции. Он даже сотрудничал с еврейскими парнями в управлении небольшой текстильной компании Abbott Fabrics. При этом он выглядел как настоящий ирландский католик: мужчина высокого роста, голова которого усеяна седыми волосами. Он был похож на судью Верховного суда, а не на какого-нибудь шнорера [3] , который промышляет у швейной фабрики. Таким был мой отец.
3
Шнорер (евр.) – надоедливый попрошайка.
На момент моего рождения отцу уже исполнилось сорок четыре года, а маме – тридцать шесть. Я был самым младшим из трех братьев. Мои родители росли во время Великой депрессии, а когда им было чуть за двадцать – грянула Вторая мировая война. Они прекрасно понимали, что значит потерять абсолютно все, в том числе членов семьи, которые ушли на войну и не вернулись. Родители моих друзей в то время были всего лишь детьми. Они родились во времена неугасающей надежды на светлое будущее, их миновали самые мрачные годы жизни в стране. Я ощущал эту разницу, когда приходил в гости к своим друзьям. Казалось, воздух становился легче и свежее. Люди в их семьях гораздо охотнее и чаще обнимали друг друга, делали комплименты и давали деньги на карманные расходы.
Какое влияние на меня оказал тот факт, что я вырос среди представителей разных поколений, мне удалось понять только в зрелом возрасте. В вопросах ведения бизнеса я всегда был на стороне методов старой школы: придерживался мышления простого рабочего. С самого первого дня моя команда и я работали без четко выстроенной системы. У нас был небольшой бюджет, и мы старались выжить, не прибегая к посторонней помощи.
Я научился этому у своего отца. Но мне удалось объединить эту старомодную рабочую практику с модным и дальновидным подходом к дизайну и продвижению моей обуви. На этот аспект ведения бизнеса повлияли как поколение моих старших братьев, так и мое собственное, а затем молодые парни и девушки, которых я нанял, чтобы примирить традиции прошлого с перспективами будущего.