Одержимый (сборник)
Шрифт:
— Ты не будешь играть?
Джимми молчит, не отвечает; он услышал, как скрипнула дверь у него за спиной. Когда Джимми оборачивается, небо внезапно темнеет, становится холодно. Поднимается ветер, он гонит по улице бумажки и жестянки.
— Сынок, домой, пора домой.
Джимми оборачивается. Тип уже здесь. Он держит в руке свечу и улыбается.
Джимми кричит. Он кричит и заходится от крика.
Проснувшись в очередной раз, Ричард Гребб снова услыхал крики, доносившиеся из комнаты наверху. Поспешно надев халат, он ринулся вверх по
Боже милостивый, что так напугало мальчика? Что за ужасы ему довелось увидеть?
Когда он вошел в комнату, Джимми уже проснулся. Он сидел на кровати, глядя прямо перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. В бледном свете луны его щуплая грудь казалась совершенно белой. Тонкая золотая цепочка оттеняла белизну кожи.
Ричард остановился на пороге. Даже на таком расстоянии было слышно, как прерывисто дышит мальчик.
— С тобой все в порядке, Джимми?
Мальчик пристально смотрит на него. Он пытается сесть, опираясь на изголовье кровати.
— Джимми, пожалуйста, ответь, ответь мне. С тобой все в порядке? Принести воды?.. Или чего-нибудь еще?
— Мне ничего не надо.
— Хочешь поговорить об этом? О дурном сне?
— Моя жизнь и есть дурной сон.
Священник вздохнул. Наконец-то мальчик заговорил. Может быть, он теперь узнает, что случилось, или, по крайней мере, найдет возможность помочь ему. Он мысленно просил Бога придать ему сил. Он спросил:
— Можно мне подойти и сесть рядом с тобой?
— Садитесь, если хотите.
Ричард подошел к постели и сел.
— Тебя постоянно мучают кошмары, с того момента, как ты попал сюда. Хочешь поговорить об этом?
— Нет.
— Иногда стоит поговорить о таких вещах. Поговоришь, и все представляется пустяком, а разные наши страхи — просто глупостями. Расскажи мне, что это был за сон, и, может быть, тебе полегчает.
— Да что ты об этом знаешь?.. — Джимми нахмурился и поправил простыню, укрывавшую его.
— Я знаю много, Джимми. Больше, чем ты думаешь. О снах я тоже кое-что знаю.
— Что толку о нем говорить, об этом сне. Все равно все так и останется. Понятно?
— Нет. Не понимаю, Джимми. Может, ты все же расскажешь мне...
— Этот долбаный сон — он не сон вовсе, а воспоминание. Со мной случилась очень скверная история.
Отодвинувшись от священника, Джимми свернулся в клубочек, утонув в постельном белье, так что снаружи осталась только копна светлых волос.
Скоро тело под простынями задрожало, послышалось сопенье и сдавленные всхлипы, — мальчик изо всех сил старался скрыть свои слезы.
Дотронуться до него? Как дать ему понять, что я здесь ради него? О Боже, могу ли я доверять себе?
— Эй, Джимми, если ты хочешь плакать, то все в порядке. Я старый человек, а все еще иногда плачу.
Тело под одеялом оцепенело.
— Я не плачу.
— Давай поговорим, Джимми. Поговорим?
Священник подождал минут десять, но так и не дождался ответа. Он положил руку на плечо
— Что бы ни случилось с тобой, теперь ты в безопасности, Джимми. Сны не могут тебе повредить, и я позабочусь о том, чтобы никто не причинил тебе зла.
Ричард сжал плечо Джимми.
— Я смогу тебе помочь, если ты мне позволишь.
Ричард старался придать своему голосу мягкость и доверительность, продолжая тем временем сжимать плечо Джимми.
Джимми пошевелился и, высунув руку из-под одеяла, откинул его верхний край и повернулся лицом к священнику.
Ричард даже в полутьме разглядел, как покраснели его глаза, увидел и светлые дорожки на щеках там, где слезы омыли его покрытое грязью лицо.
— Джимми, так что с тобой случилось?
— Это сделал один псих, клиент. Он сделал мне больно.
Джимми внезапно превратился в маленького мальчика. Он плакал горькими слезами.
— Он сделал мне очень больно. По-настоящему больно.
Потом он сказал, правда не очень уверенно:
— Но я... я справлюсь с этим. Это ничего. Я видел... с другими ребятами случалось и худшее. Я просто вел себя как дурак. Понимаешь, старик?
— Понимаю.
Ричард вытянулся на кровати рядом с мальчиком и обнял его. Он крепко прижимал Джимми к себе, пытаясь этим как бы отменить причиненное ему зло, чтобы мальчик забыл о том, что с ним случилось, и больше никогда не вспоминал. Гладя его волосы, он шептал Джимми на ухо:
— Теперь все в порядке. Ты в безопасности. В безопасности.
Мальчик плакал все громче, все отчаяннее; он обхватил руками спину Ричарда, крепко сжимая ее, прижимаясь к его груди. Он плакал безудержно, навзрыд и не мог остановиться, хотя прекрасно понимал, что слезы разрушают тот образ, который он для себя избрал. Все это время Ричард гладил его по спине, надеясь, что ласка умерит его боль, позволит мальчику раскрыться перед ним — тогда бы он смог ему помочь. Ричард чувствовал, каким хрупким и нежным было это юное нагое тело. Он гладил его под простынями, и мальчик доверчиво прижимался к нему. И, будь все проклято, он сознавал, что возбуждается, что желание его растет. Но чем больше усилий он прилагал, чтобы подавить свои чувства, загнать их внутрь, задушить, тем сильнее они становились. Сознание его раздваивалось, распадалось на части. Одна половина кричала: «Отодвинься, отодвинься!» Другая же -убеждала: «Останься, мальчик в тебе нуждается, он нуждается в твоей любви».
Он чувствовал, как твердеет под халатом его мужская плоть, а мальчик все прижимался к нему.
«Пожалуйста, перестань, Джимми, пожалуйста», — мысленно взывал священник.
Может быть, еще одну минутку... Может быть, вреда не будет, если всего только несколько секунд...
Внезапно тело мальчика одеревенело в его объятиях. Он шмыгнул носом и, казалось, взял себя в руки. Он сел, отодвинувшись от священника, и с минуту Ричард Гребб сидел неподвижно. И вдруг Джимми, криво усмехнувшись, запустил руку ему под халат.