Одержимый волшебством. Черный Трон
Шрифт:
— Действительно, — согласился я.
— А как вы себя чувствуете в командирах? — продолжал он.
— Трудно сказать, мне еще не пришлось отдавать никаких приказаний.
Он пожал плечами.
— Насколько я понимаю, в этом нет необходимости, — сказал он. — Меньше неприятностей. Мистер Элисон, должно быть, позаботился обо всем распорядиться на какое-то время.
— Я тоже так думаю.
— Доводилось когда-нибудь плавать? — спросил он.
— Я был как-то на борту корабля еще ребенком. Не помню, чтобы меня мучила морская болезнь. Вы ведь это имели ввиду?
— Хорошо, — заключил он, когда что-то темное упало с верхнего настила, прокатилось по палубе и оказалось рядом с ним. Он протянул руку и сжал лохматое плечо своей обезьяны. Зверь добродушно отреагировал на этот жест, и я не могу не заметить, что они были чуточку похожи друг на друга. Я говорю об этом, не для того, чтобы унизить человека, который пришел мне на помощь в трудную минуту, — хотя согласен, что было бы простительно погрешить против истины во имя красоты — а потому, что эта некрасивость его лица была, в более высоком и мудром смысле, предметом гораздо большего восхищения, чем эти штампованные красавчики из числа любимцев публики. Его губы были тонкими, зубы, если вы их видели, длинные и выступающие вперед. Если бы вы присмотрелись к нему более внимательно, он производил приятное впечатление. С другой стороны, кому-то его веселость могла показаться демонической. Фактически, его лицо было искажено как бы гримасой смеха, и в складках между морщинками кожа была светлее, наводя меня на мысль, не были ли некоторые части его лица целиком сделаны из суровой ткани. Это лицо отпугивало, особенно когда вы понимали, что переход от кажущейся веселости к гневу был всего лишь плодом вашего глубокого созерцания, а не каких либо действий со стороны этого человека. Вы чувствовали себя так, словно, найдя драгоценность в каком-то укромном местечке, вдруг обнаруживали, как она превращается в голову змеи.
— Хорошо.
— Не могли бы вы мне что-нибудь сказать о Вальдемаре, — спросил я.
Он сделал жест, как бы собираясь причесаться, запустил пальцы в свою немыслимую шевелюру, постепенно отделяя от головы эту копну черных волос, давая понять, что это парик. Заметив, что я смотрел, как зачарованный, он добродушно улыбнулся и сказал:
— Вырезал из шкуры медведя, который замыслил недоброе против меня.
— О Вальдемаре? Никогда его не видел. Он находится в каюте рядом с вашей.
Хотя в манере Петерса говорить и держаться явно угадывался моряк, но прослеживались и черты жителя приграничной зоны. Поэтому я спросил его:
— Вы с Запада?
Он кивнул.
— Мой папа был вояжером, торговал мехами, а мама, Ансарока Инджун, уроженка Блэк Хилз. Я охотился и исходил все тропы на Западе. Я прошел через Колтерс Хэл и был на дне каньона, такого огромного, что если бы Карлстон провалился туда, его никто бы не заметил.
Он сплюнул сквозь ругательства, растерев свой плевок с ужасающей аккуратностью.
— Я был в Мексике и на Севере, там, где в конце дня северные огни висят как занавески. Все это, когда мне еще не было двенадцати, — добавил он.
Хотя я был искушен как слушатель длинных историй подобного рода, но эксцентричная наружность моего собеседника и грубовато-искренняя манера говорить заставили меня полностью поверить ему. Тот, кто говорит неправду, обычно заботится о том, чтобы ему поверили, так как хочет произвести определенное впечатление. Думаю, Петерсу было глубоко плевать, что о нем могли подумать.
— О Вальдемаре… — вернулся я к теме нашего разговора.
— Да?
— Давно он на корабле?
— Не знаю точно, сэр. Но дольше, чем я. Нам сказали, что он инвалид и любит путешествовать. Но лично я не понимаю, какое удовольствие можно получить целыми днями находясь в своей каюте.
— Вы думаете, здесь что-то, о чем мы не знаем?
Он пожал плечами.
— «Quien sabe?», — потом. — Думаю, леди Лиги.
— Что вы имеете ввиду?
— Какая-то странная эта леди, его сиделка. Напоминает мне одного «доктора» медицины, которого я встречал. Джонни-Уолкс-Два-Духа. Сущее привидение, которое мне когда-нибудь приходилось видеть. Когда он разговаривал с вами, вам чудились видения за его спиной и слышались забавные звуки вокруг. В ней тоже есть что-то такое. Не знаю, как это сказать.
Я кивнул в подтверждение его слов.
— Когда я увидел ее, что-то словно сковало меня, — сказал я. — Не мог даже говорить на очень близком расстоянии. И внешность ее очень впечатляет.
Он хмыкнул.
— Она себе цену знает, — сказал он. — Я бы предпочел оставаться с ней в хороших отношениях.
У меня такое чувство, что она может быть серьезным противником.
— Я всегда за гармонию, — сказал я. — Думаю, не стоит откладывать мой визит к Вальдемару.
— Я думаю, капитан тоже хотел бы с вами поговорить.
Я посмотрел на него внимательно и кивнул в знак согласия. Он, похоже, не знал, что Вальдемар был главным экспертом Элисона на пути следования судна, а не обыкновенным туристом. Поэтому было справедливым оставить эту тему, хотя рано или поздно я все равно бы выявил, что ему известно, а что нет. Я шутливо спросил: — К кому же из них мне направиться в первую очередь?
— Черт возьми, капитана вы можете увидеть в любое время.
— Вы правы, — согласился я. — Кто знает, сколько времени понадобится для встречи с нашим загадочным пассажиром, если он не совсем в порядке? Но когда мне удобнее к нему заглянуть?
— Вы слышали, как отбивают склянки? — спросил он.
— Да, но только не знаю, что это значит.
— Они отсчитывают часы, — объяснил он. — Сигнал дается каждые полчаса от одной склянки до восьми. Потом — все сначала. 8 час. 30 мин. — одна склянка, 9 час. 00 мин. — две, потом — три склянки — это 9.30. Лучше пойти к нему после третьей или четвертой склянки, чтобы дать ему время проснуться и привести себя в порядок.
— Спасибо, — сказал я, протягивая руку. Петерс не взял ее, но Эмерсон выбежал вперед, ухватил меня за руку, начал трясти и похлопывать. Могу сказать, что, если бы он захотел, мог бы сломать ее как пригоршню сухих веток.
Петерс неодобрительно улыбнулся и кивнул мне.
— Если могу быть вам чем-нибудь полезен, Эдди, дайте мне знать.
Потом он опять послал мне дурашливый салют, повернулся и спустился вниз. Эмерсон взмыл вверх, исчезнув за парусом.
Три или четыре склянки. О’кей. Я спустился выпить еще чашечку кофе, чтобы скоротать время. Когда пробило три склянки, я вернулся в каюту, где еще раз сделал ревизию своего гардероба. Белая рубашка и галстук вполне подойдут, решил я. К четырем склянкам я уже надел соответствующий жилет, жакет и, отдавая дань своей армейской привычке, пару свеженачищенных сапог.