Одичалая
Шрифт:
– Прошу в дом, - произнес вожак традиционную фразу и широким жестом распахнул дверь, пропустив ее вперед.
На секунду замешкавшись в проеме, Ева неуверенно переступила порог и оказалась в точной копии жилища Верты. Отличием служила сложенная из бревен перегородка, отделяющая "заднюю" часть дома от "передней" или, выражаясь на местный манер - "опочивальню" от "гостевой", в ее нынешнем жилище границей служила плетеная занавеска. Сеней - за отсутствием суровых холодов - как таковых не имелось. Слева вдоль всей стены заполненные полки, а по правую сторону деревянный стол с лавками.
Не зная что делать и как себя вести дальше, девушка прошла к столу и замерла.
– Присядь и покажи рану, - велел хозяин, прикрыв за собой дверь. Беспрекословно подчинилась, наблюдая за знахарем внимательно осматривающим палец. Затем обследованию подверглись лицо, шея и живот. К ее облегчению вожак тактично отвернулся, едва взялась за подол рубахи. Хитро прищурившись, Ирбин по-доброму взглянул на нее и объявил осмотр законченным.
– Чиста. Тем не менее, в целях безопасности, карантин необходим, - с абсолютно противоположным видом вымолвил он.
– Спасибо, - поблагодарил Аксен и отступил от двери, освобождая проход.
– Пойдем, девочка, - позвал ее целитель, и снова едва заметный прищур. Заранее готовая к подобному исходу, не успела сделать и шагу, как резкий оклик остановил:
– Нет. Я сам определю ее.
С удивлением посмотрела на мужчину, начиная догадываться о причинах особого внимания к своей персоне, однако совершенно не улавливая резона в чрезмерной опеки. Открыла было рот, но под суровым взглядом вынуждена была его закрыть, так и не издав ни единого звука. Растерянно замерла, провожая глазами старика и, с изумлением узрев плотно закрывшуюся дверь за обоими, в смятении опустилась на лавку.
Через несколько минут вожак вернулся и, замерев напротив нее, произнес:
– Остаешься здесь до конца карантина.
– Не вижу ни чего предосудительного в утреннем происшествии, - приподнимаясь, осторожно начала она, - поэтому...
– Поэтому ты остаешься здесь, - ровно закончил за нее.
– Я могу заразить вас.
– Свет свидетель, значит я это заслужил.
– Это крайняя мера. Не вижу в ней смысла.
– Зато я вижу. Если ты действительно чиста, тебе нельзя в карантинную зону, - логика в его словах прослеживалась, а следующая фраза вовсе была лишена таковой.
– Я хочу знать наверняка, в каких условиях тебя содержат, соответственно лучше всего проконтролировать это самому, а не отправлять тебя в закрытую область.
– Меня осудят, - голова и плечи поникли, из уст вырвался едва слышный шепот.
Он приблизился и мягко перехватил пальцами за подбородок, вынуждая поднять взор.
– Забыла о наших порядках?
– в интонации звучала улыбка.
– Ты несовершеннолетняя. В глазах Света и Одичалых я приютил ребенка. Располагайся.
Махнув головой на заднюю часть дома, отпустил и устремился к выходу. В ее разуме что-то перемкнуло, и вопрос вырвался сам собой, прежде чем она успела осознать его:
– Вы действительно считаете меня ребенком?
Аксен замер на пороге и медленно обернулся к ней, взглянув прямо в глаза. Глядя на застывшее выражение лица, Ева терпеливо ждала ответа. Затянувшийся контакт прервался, дверь закрылась, а вопрос повис в тишине.
Мучаясь бездействием и тягостными мыслями, приняла решение отвлечься и как следует оглядеться. Осматривая полки, заполненные сухими травами и разнообразной снастью, внезапно вспомнила что в понятии Одичалых означает карантин. Ее не пустят за порог и просто-напросто не допустят до работы, пока она находиться в группе риска. Лишь по истечении отведенного срока она сможет вернуться домой и к повседневным заботам. Исходя из всего этого, Аксен также будет лишен всего, пребывая рядом с ней. "Шокотерапия в действии" - подумала она, так как ноги перестали держать, и опустилась на пол. Слишком много потрясений за один день, чтобы все прошло без последствий. Облокотившись на перегородку, вытянула конечности и прикрыла глаза. В таком положении и застал ее вожак, войдя в дверь со струганной деревяшкой в руках, служащей подносом. Обнаружив на ней два комплекта посуды, почувствовала голод.
– Когда я говорил располагаться, я имел в виду не пол, - ровно проговорил он.
Она вдруг улыбнулась, осознав весь комизм ситуации и резво подскочила.
– Подбирала место для спального мешка.
Темная бровь, под цвет волос, взметнулась вверх.
– Обычная кровать не подойдет?
– поглядывая на девушку, выставил на стол две тарелки и пару исходящих паром кружек.
Она повторила его жест и веселым тоном спросила:
– У вас есть запасная?
Уголки губ еле заметно дрогнули, а от уголков глаз разбежались лучики, совершенно преобразив суровый облик мужчины.
– Запасной нет, но я знаю где ее взять.
– Места подскажите?
Он внезапно нахмурился, всем корпусом развернувшись к ней. Однозначная реакция вызвала смятение.
– Где ты спишь у Верты?
Уловив суть требования, послужившие резкой переменой настроения, сникла:
– Последнее время, на подвесной кровати, - ну не удалось ей приспособиться к мешку набитыми сосновыми иголками.
– Я спросила ради шутки.
Кивнул, принимая объяснение и пригласил к столу, доставая из мешочка свежую круглую булку:
– Преломи со мной хлеб.
– Свет вернет вам долг, если этого не сделаю я.
Закончив с обычаями, оба одновременно опустились на лавку и омыли руки в прикрытом полотенцем ковше с водой, стоящем в центре стола. Обтерев ладони, отломила кусочек от все еще теплого каравая и вкусила наваристый суп с крупой. Во славу оценив шедевр кулинарии Одичалых, мысленно похвалила повара. Кто-то очень радеет за аппетит их вожака, ибо пряностей не пожалели.
Отставив пустую тарелку, осторожно приложилась к искусно выточенной из дерева чаше, отметив позабытое удобство распития горячих напитков из посуды, не обжигающей руки. В их Доме обреталась только жестяная утварь, часто оставляющая красные отметины на ладонях, так как на трапезу, взыскательной женщиной отводилось от силы пятнадцать минут. Все же не умели местные находить удовольствие в обыденных мелочах, вечно куда-то спешат и суетятся, словно на самолет опаздывают. Она никогда не пренебрегала свободным временем, стараясь извлекать пользу из каждой минуты, а здесь пренебрежение к попусту утраченному времени соизмерялось преступлению, отчего порой приходилось очень трудно.
– Не придавай значения домыслам, - вымолвил Аксен, неправильно расценил ее задумчивый вид, - Те, кому нужно знать причины, в курсе утреннего происшествия.
Она отрицательно замотала головой, еще больше растрепав косу:
– Меня беспокоит не это.
– Что?
– отставляя пустую чашу, спросил он.
– Карантинный режим, - тяжко вздохнув, произнесла она.
– Какой именно аспект?
– Отсутствие свободы.
Мужчина вскинул брови, явно удивленный ее ответом и пояснил: