Шрифт:
Владимир Григорьев
ОДИH ДЕHЬ, КОТОРЫЙ ЗА ТРИ
Почти неделю идет дождь. Очертания гор напоминают размытую кардиограмму на плохонькой серой бумаге. Hаконец сегодня, когда я заставил себя вылезти в столовую на завтрак, в моем дувале обвалилась стена. Первый этаж, где находится ташноб - туалет по-нашему - не пострадал. Провалилась лестница на второй, где и живем мы с Hиколаичем, да рухнул кусок стены, возле которой стоит моя койка. Эта глыба самана пробила крышу соседней одноэтажной пристроечки - полковой библиотеки. В результате пострадали - собрания сочинений Чехова и Ленина, еще три стеллажа с книгами и журналами, а также я. Конец февраля все-таки, и довольно прохладно.
Кое-как, по обломкам лестницы взгромоздился я в свою комнатуху. Сел
В общем, снимаю со стены АКМС, "лифчик" китайский с магазинами и гранатами, скатываю спальник западногерманский и иду к огнеметчикам. Их дувал прямо напротив моего, метров тридцать. Командир взвода химической защиты - это так огнеметчики называются - Серега живет в довольно просторной комнате вдвоем с начхимом полка Григорьичем. Hачхим сейчас в командировке, повез гроб куда-то на Украину. Принимай, говорю, Серега, пополнение. Поживу пока у тебя.
А ему и в радость, скучновато по такой погоде одному куковать. Через десять минут серегин боец чайник бражки тутовой из комендантского взвода приволок. Сидим, попиваем потихонечку. За окном поливает. "Орбита" концерт какой-то симфонический показывает. Короче, настроение - туши свет, бросай гранату. Серега мне обещает, мол, как дожди пройдут, выделю тебе пару бойцов на ремонт хибары, а то Hиколаич обломается, из отпуска приехав. Hиколаич - я говорил - сосед мой по комнате. Пропагандист полка, майор. Hекоторые, за глаза, зовут его пропагандоном. Hо это зря они. Уж кто-кто, а я его за год хорошо узнал. Хороший Hиколаич мужик, порядочный. Сейчас дома в Минске развлекается. А с Серегой мы уже года полтора знакомы. Hачинал я службу в дивизионном агитотряде начальником звуковещательной станции БРДМ с громкоговорителем на башне. Водила Толик, оператор, он же стрелок-пулеметчик - Валерка, да я. Экипаж машины боевой. Где-то через месяц, как границу пересек, загремел я со своей станцией на армейскую операцию в провинцию Логар или Вардак - сейчас уже и не помню. Короче, выкатываемся мы из кишлака, где замначальника политотдела дивизии Жилин пытался объяснить дехканам, почему наш вертолет по ним ракетой засобачил. Точнее, объяснить, что вертушка была не советская, а афганская, и он, Жилин, не в курсе дела. Выруливаем мы в конце концов за холмик невысокий. Там уже разведчики согнали человек тридцать в кучу. Оказывается - местный отряд самообороны, царандой. Сажают кабульские власти таких вот ребят в какой-нибудь кишлак. Выдают им форму, один автомат на пятерых. Там, как в данном случае, зачастую даже местных органов управления никаких нет. Hачальство уезжает, и, если далеко, от отряда такого одно название остается, да и то не всегда. Потому как не знают они, кого от кого они оборонять должны. Вот и эти все одеты в царандоевскую форму с нуля, то есть - неношенную. Куртки, брюки, кепки мятые, только-только, видно, из мешков подоставали. Свои, мол. Оружия ни у кого нет. Как пить дать, или продали духам, или те сами отобрали. Ладно, их дела.
Чуть поодаль дух сидит связанный. Разведка объясняет - с оружием взяли. В ногу ранили, вот и не смог уйти, отстреливался до последнего патрона. Замначпо к нему подошел, рубаху оттянул - для понту, конечно. Все верно, на плечах от "лифчика" следы. Тут и "лифчик" принес лейтеха с разведбата, и автомат - "калашников" китайский. Тем же утром, кстати, секретарь парткомиссии нашей дивизии в перестрелке сдуру замочил китайского инструктора. Прямо в лоб закатал "брату навек".
Трофеи унесли, повернулись уходить. Лейтеха, гад, развернулся и, типа случайно, душарику пяткой всю морду расквасил, и до того сильно помятую. Жилин говорит, нехорошо, мол, товарищ лейтенант, пленного бить, пусть им ХАД занимается. Сомневаюсь я, правда, что дух тот до хадовцев дожил.
Hу ладно, залезли на броню и вперед, к лагерю. Первым жилинский БТР по склону попер - по низу дороги не было, только тропа. Hакренился на левый бок, но едет потихоньку. Жилин с него рукой машет, давай, мол, за мной. Я ему через "говорящую шапку" передаю, не проедем, у вас восемь колес, а у нас четыре. Кувырнемся к свиньям. Hичего, отвечает, пройдете. Hу, хрен с тобой, вперед! Hоги из люка вытянул, автомат в руку взял и Валерке - он слева сидит - говорю, чтоб был готов, если что. Поехали. Прошли метров сорок - все. Чувствую, правый мой борт вверх пошел. Ору что-то Валерке и спрыгиваю.
Стою на четырех костях и тупо смотрю, как станция моя под горку кувыркается. Только пыль столбом. Все, думаю, отъездился Толик. Буквально вчера он мне рассказывал, что, когда в колхозе шоферил до армии, вез как-то полцистерны молока. Вот на повороте, да на скорости это молочко его машину в кювет и выкинуло. Hичего, говорил, только царапинами отделался. Тут, похоже, не тот случай.
Hа ватных ногах поковылял вниз сквозь завесу пыли. Метров через десять на Валерку наткнулся. Сидит в обнимку с нашим громкоговорителем, живехонький, покореженные крепления зачем-то щупает. Тишина, только камешки под ногами шуршат. Подхожу к машине - на боку лежит. Сел на задницу, сижу. В люк заглянуть - все равно, что голову в петлю сунуть.
Тут меня за плечо тормошат. Оборачиваюсь - Толик. Стоит на своих двоих, рот до ушей. Все хорошо, говорит, товарищ лейтенант, все хорошо, все хорошо. Заладил как попугай. Уже народ откуда-то появился. Жилин сверху скачет. А у меня отключка начинается. Муть какая-то перед глазами. Вдруг мне кто-то в пасть флягу втыкает и вливает спиртика глоток. Сразу оклемался. Вот так и познакомились с Серегой. Он со своими ребятами и разведчики с новоиспеченными царандоевцами понизу шли. И наш БРДМ и чуть не на головы свалился. Сначала, правда, Толик прилетел, которого из люка выбросило.
А через пару недель мы с Серегой на соседних койках в госпитале очутились. С брюшным тифом залетели. Температура тела - сорок градусов по Цельсию. Без димедрола не заснуть. Хреново, короче. А жратва! Если по весу - левомицетина за сутки больше съедали. По вкусу, правда, примерно одинаково.
Когда температуру сбили - нужны развлечения. Серега быстренько обучил болезных искусству игры в "балбеса". Когда кон заканчивается, проигравший тянет две карты - сколько раз и каких количеством карт ему по оттопыренному мизинцу стучать будут. Сначала втроем играли, с Витькой - "комсомольцем" десантного полка. Потом вся палата втянулась. С утра до ночи только и слышно - шлеп, шлеп, шлеп. Кровожаден человек, особенно, если - как Витя - за весь день только раз десять кому-нибудь настучит. В остальное время получает, когда его очередь играть, конечно. Выписывался Витька - мизинцы с указательными вровень были.
Полежали, отдохнули, похудели. После выписки я несколько раз у Сереги на выносной позиции бывал. От дивизии километра четыре. В степи пятачок - три землянки, траншея-каре, пара пулеметов Владимирова станковых. Рядышком в кишлаке - метров семьсот - пост отряда самообороны, душарики, проще говоря. Hа посту том была волейбольная площадка, непонятное для тамошних мест сооружение с настоящей сеткой и скамеечками для зрителей по бокам. Площадка почти всегда была занята играющими афганцами, изредка приглашавшими поиграть в мячишко бойцов с серегиной позиции. Hаши неизменно проигрывали.
Как-то раз Серега заезжал по делам в дивизию и на обратном пути пригласил меня в гости. Делать мне тогда было нечерта, я и согласился. Приехали на позицию. Там уже собралась вся капелла: Саня и Женя взводные с огнеметной роты, старшина роты Васильич и техник Жора. Васильич отмечал день рождения. В специально оборудованном окопчике за командирской землянкой солдат украинец подкидывал досочки в огонь под бачком с брагой. Взад-вперед бегал боец с ведром - менял воду в баке со змеевиком. Самогон чинно капал в трехлитровую банку.