Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена

Дэвис Уильям Стирнс

Общественные афиши и уведомления. Едва игральные кости все же покатились по «тротуару» улицы, рядом с глухой стеной возник подросток с сообразительным лицом и куском красного мела в руке. «Это же Целер, распространитель объявлений!» – зашептались вокруг. Тут же за его спиной собралась толпа зевак, которые, отталкивая друг друга, стали читать появляющиеся из-под его руки буквы, складывавшиеся в объявление о гладиаторских играх:

В АМФИТЕАТРЕ ТАУРУСА ИГРЫ ЭДИЛА БАЛЬБА

С 12 по 15 мая

ФРАКИЕЦ [21] ПУГНАКС

из гладиаторской школы Нерона, уже три раза выходивший на арену, встретится с

МУРМИЛЛОНОМ [22] МУРАНУСОМ

из той же самой школы, столько же

раз выходившим на арену.

ТЯЖЕЛОВООРУЖЕННЫЙ ЦИГНУС

из школы Юлия Цезаря, сражавшийся на арене восемь раз, встретится с

ФРАКИЙЦЕМ АТТИКУСОМ

из той же школы, проведшим четырнадцать боев.

Над ареной будут навесы от солнца.

21

Фракиец – в данном случае имеется в виду не этническая принадлежность гладиатора, а его специализация на арене: фракийцы имели большой шлем, закрывавший всю голову, украшенный стилизованным грифоном на лбу или на передней части гребня (грифон был символом богини возмездия Немезиды), маленький круглый или приплюснутый щит (parmula) и две большие поножи. Их оружием был фракийский кривой меч (sicca, длиной около 34 см).

22

Мурмиллон носил шлем со стилизованной рыбой на гребне (от лат. murmillos – «морская рыба»), а также доспех для предплечья (манику), набедренную повязку и пояс, поножу на правой ноге, толстые обмотки, закрывавшие верх ступни, и очень короткие латы с выемкой для набивки наверху ступни.

«Euge! Euge! Браво, Бальб!» – восклицали предвкушавшие удовольствие бездельники, возвращаясь к своей игре, а Целер, закончив здесь свою работу, поспешил повторить объявление на другой улице.

Про игру в кости теперь можно было забыть. Но совсем не так обстояло дело с надписями на стенах, которые, как мы теперь знаем, покрывали почти каждый свободный участок штукатурки на стенах домов, выходивших на улицу. Некоторые из них представляют собой официальные уведомления об играх, о товарах, распродажах, сдаче в аренду жилья и т. п. Написаны они довольно искусно, хотя и с непонятными порой сокращениями, сделанными профессиональными писцами вроде Целера. Так, на одном из домов мы можем прочитать объявление, написанное большими красными буквами: «Сдаются, с первого июля, лавки с жильем наверху в квартале Арриус Поллио, принадлежащие Нигидиусу Марию. Обращаться к его рабу Примусу». Другая надпись рекламирует «термы Венеры, обустроенные для самых тонких знатоков, лавки, комнаты над лавками и жилища на втором этаже в жилище, принадлежащем Юлии Феликс» [23] .

23

Надписи на стенах, приведенные здесь и далее, найдены в основном при раскопках Помпей. (Примеч. авт.)

Настенные граффити. Гораздо интереснее тексты, нацарапанные обычными людьми: «Стены домов – это писчая бумага для бедных», как говорили позднее студенты в Риме. На штукатурке отражалась вся палитра чувств; порой эти надписи делали с большой заботой о форме и стиле, достойным инструментом, а иногда – просто ногтем пальца, углем или красным мелом. Подобных граффити было так много, особенно в местах, которые часто посещали римляне, что какой-то шутник прокомментировал это увлечение рифмованной надписью:

Мне интересно знать, о, стена,Как твои камни могут вынестиВсю эту дурь, что на тебеНачертана!

Все что угодно можно было прочесть даже на самом крохотном участке стены. Например, неуклюжие оскорбления, начертанные там, где обидчик сразу же мог их увидеть: «мерзкий негодяй», «наглый мошенник», «старый дурень», «надеюсь, ты скоро сдохнешь!», «чтоб тебя распяли!» – и это еще самые «нежные» пожелания. Но выражались и куда более дружественные чувства: «удачи тебе!», «здоровья тебе повсюду!», «счастливого Нового года и удач в нем!» и «чего бы я не сделал для тебя, любезный моему взору Люск» (часто к надписям добавлялось имя врага или друга).

Были здесь и любовные истории. Так, девушка пишет о том, что у нее на сердце: «Виргула – Терциусу: ты могущественное ничтожество», а деревенский простак шлет послание своей «личной» любовнице: «Смилуйся надо мной и позволь вернуться к тебе», молодая девушка едко дает кому-то отповедь: «Там, где властвует Венера, нет ничего правдивого», а веселый волокита заявляет: «Блондинка учила меня ненавидеть брюнеток, и я буду ненавидеть их, если смогу, – ведь любить их куда как проще!» Другой юноша страстно восклицает: «Моя дорогая Сава, пожалуйста, полюби меня!» И наконец, какой-то ревнивый поклонник разразился стихами:

И если кто-то будет пытатьсяОторвать от меня мою девушку,То и в самых дальних горахНегодяя сожжет моя любовь!

Но здесь нашлось место и для моралиста, которому более сподручно выражаться прозой. Кто-то глубокомысленно нацарапал: «Пустяковая болезнь, если не обращать на нее внимания, может развиться в серьезный недуг». Кроме того, есть тут и загадки, и детские рисунки – товарищей по играм, друзей, неприятелей. Особенно много «шедевров» популярных гладиаторов – раскрашены красноватой охрой или углем, порой исполнены с изрядным сходством, но куда чаще в манере всех детей во все времена, когда несколькими прямыми линиями намечены лоб и нос, а две точки должны изображать глаза. Школьники же выцарапали на стене строки из поэм Вергилия и Овидия, которые, похоже, совсем недавно вбили в них розгами их наставники.

Единственное, чего мы не сможем здесь обнаружить, – это предвыборные призывы, которыми исписаны стены всех привилегированных провинциальных или свободных итальянских городов, призывающие нас проголосовать за того или другого duumvir, ибо «он хороший человек», или провозглашающие, что «гильдия всех валяльщиков шерсти не будет голосовать за… кандидата в эдилы». Рим, увы, уже утратил свою свободу; город находился под отеческим управлением самого императора вкупе с сенатом, народные же выборы отошли в прошлое.

Уличная темнота и ночные опасности. Обычно римляне предупреждали приезжих не пытаться слишком долго испытывать терпение владельцев смежных лавок и не задерживаться на улице. О том же красноречиво говорят надписи, найденные над входами в лавки: «Нечего зря глазеть!», «Иди себе домой!» и чуть дальше, на стене дома: «Эй, ты! Что ты шатаешься тут без дела?» Ближе к полудню толчея на улице уменьшается – почти все совершают первый сколько-нибудь плотный завтрак, а потом ложатся отдыхать. Почти все лавки закрываются. Спустя некоторое время на улице снова появляется толпа, поскольку всякий приличный римлянин в это время считает необходимым побывать в общественных банях.

К четырем часам дня, однако, в лавках заканчивается работа, и их хозяева закрывают солидные ставни, стихает шум в мастерских, и даже самые скромные жители города готовятся к главному событию римского дня – обеду, порой начинающемуся даже еще раньше. После захода солнца улицы пустеют – там, где совсем недавно кипела жизнь, теперь царит едва ли не кладбищенская тишина. Уличного освещения не существует. Люди стараются не выходить из дома, разве что в компании друзей или рабов, которые несут светильники или факелы. Нелишне в таком случае прихватить с собой и тяжелую дубинку; поскольку, несмотря на городскую стражу, на улицах все еще много воров, головорезов и даже отъявленных бандитов, так называемых кинжальщиков (siccarii), привыкших сразу же требовать у случайных прохожих «деньги или жизнь». Порой и плюющие на закон молодые люди из благородных семейств находят извращенное удовольствие (как Нерон со своими дружками) в том, чтобы шататься по ночным улицам и избивать безобидных и плохо вооруженных бедняков.

Неудобства жизни в Риме. Жители Рима могут рассказать вам, что идущего по ночной улице путника вполне может огреть по голове случайная плитка, соскользнувшая с крыши дома, или, что не так опасно, но куда более неприятно, его могут окатить ведром помоев, беззаботно выплеснутых на улицу с верхних этажей. После захода солнца вам придется научиться спать под непрестанное громыхание телег с древесиной, кирпичами, строительным камнем, цементом и всеми видами продовольствия, которые надо завезти в город для следующего торгового дня. Все это только часть тех нескончаемых неудобств жизни в Риме, наряду с кварталами убогих доходных домов, опасностью обрушения подобных зданий, неожиданными разливами Тибра, частыми пожарами, повсеместными толпами людей и мучительной невозможностью уединения.