Один из леса
Шрифт:
– Ладно, молчи. Я понял, это мазь у тебя какая-то суперская. Артефактная, а? Или на нее пошли растения из Леса? Слыхал, в Крае такие умеют делать.
Я раскрыл глаза и поморгал, стряхивая с век выступившие слезы. Выстрелы снаружи доносились гораздо тише, чем раньше, и как-то более ритмично. Такое впечатление, что люди засели где-то – может, в другой комнате, где на всех окнах решетки, или в кладовой вообще без окон – и оттуда планомерно расстреливают пытающихся подобраться мутантов.
Встав, я спросил:
– Где мы?
Калуга, который обследовал ящики столов на другом конце помещения, не расслышал. В скуле
От всей этой беготни дневник Травника сполз из-под ремня на задницу. Я просунул руку под ремень, нащупал край тетради, потянул. Вытащив, свернул трубкой и сунул в карман. Бечевку надо найти, обвязать. Подошел к зеркалу, висящему над небольшой раковиной с ржавым краном. Позвал громко:
– Охотник! Сюда посвети!
Он направил фонарик в мою сторону, и я посмотрел на свое отражение. И вспомнил изречение о том, что каждый выглядит так, как того заслуживает. Я сейчас выглядел как сильно потрепанный жизнью, отощавший, с запавшими щеками бродяга. Немытый, небритый. Глаза безумно поблескивают. С темно-зеленой полоской на скуле. Явно кашица эта, кроме прочего, хорошо сворачивает кровь: та уже не течет. Я потер лоб, провел ладонью по волосам. Пожевав губами, сплюнул в раковину. А глаза блестят и вправду нездорово. Одолела меня жажда мести и жажда получить ответы на вопросы. Как там говорится… душу иссушила? Ничего, снова наполню ее всякими эмоциями и чувствами, как только закончу это дело, и опять стану нормальным человеком, а не маньяком-ищейкой, идущим по следу.
Повернувшись к Калуге, я повторил:
– Что это за место?
– Ты знаешь, брат, – ответил он, задумчиво глядя на меня, – нетрудно, в общем, догадаться, что мы в архиве. И если это правда, а я уверен, что так и есть, ну, ты хотя бы на стеллажи глянь… то у нас появился шанс разобраться, куда мы вообще попали.
– Да ты расслабься, охотник, – посоветовал Калуга.
Я расхаживал по архиву, то и дело поглядывая на запертую дверь. Что там сейчас происходит? Уже с час как стоит полная тишина. Кто кого сумел придавить, мутанты людей или люди мутантов? После того как частая стрельба прекратилась, редкие выстрелы доносились еще долго, и мне казалось, что они звучат в другом конце здания, но из архива трудно было определить точно. Жив ли Метис? Если да, то где он, все еще неподалеку или приближается к конечной точке своего пути? Надо выйти, но слишком опасно. В «узи» всего три патрона, в ПМ – четыре.
Калуга многозначительно поднял к потолку указательный палец:
– Запомни, Стас: нужно уметь расслабляться в любой ситуации. Это сейчас с тобой говорю не я, простой охотник Калуга, с тобой моими устами говорит мудрость веков. Делу время, потехе – два часа. И вот как раз сейчас у нас начнется потеха, вернее – жрачка. Большая жрачка. Давай, брат, выкладывай, какие у тебя имеются съестные резервы.
С этими словами Калуга развязал целлофановый пакетик, который достал из кармана на бедре, и развернул лежащую внутри газету. Там оказался кусок черного хлеба, а на нем колечки пахучей копченой колбасы.
Он стал вытаскивать из своих многочисленных карманов другие свертки. Остановившись у стола, я наблюдал. Запасливый
– Ну, ты запасливый Буратино, – я произносил слова, едва разжимая зубы и стараясь не двигать лицевыми мускулами.
– Это так, папа Карло, – кивнул охотник. – Я, понимаешь, перехватить в дороге люблю. То то, то се… Ну и чтоб всегда под рукой было, чтоб не лазить в рюкзак каждую минуту. А у тебя, я понял, ничего нету?
Я покачал головой, потом сказал:
– А нет, хотя… – и достал из кармана клубень.
– Это что? Никогда не видел такой… фрукт или овощ? Не разберу.
– Сам не разберу.
Калуга, боком улегшись на край столешницы, сграбастал оставленный мне болотными людьми фруктоовощ, покрутил в руке.
– А ты уверен, что это дело съедобно?
Усевшись на стул, я пояснил:
– Пару таких штук уже съел. На вкус даже приятно. Наедаешься быстро, последствий никаких.
– А как оно к тебе попало?
– Случайно. Неважно.
– Это плод с растения-мутанта, – авторитетно заявил он, как будто такой вывод не был очевиден. – Можно?..
– Дерзай, – разрешил я.
Он положил клубень на стол, достал нож, примерился, чтобы одни махом разрезать пополам, но я сказал:
– Хотя нет, так сок вытечет, дай мне.
Обтерев нож Михаила о штанину, я осторожно надрезал клубень – или это все-таки плод? – поднес к губам, сделал глоток и передал Калуге.
– Допивай, что осталось, потом разрежь. Там еще орешек, не знаю, что с ним делать. У меня пара таких в кармане лежит, надо их какому-нибудь спецу-ботанику дать на изучение.
– Внутри плодов косточки, а не орешки, – поправил Калуга и с громким сосущим звуком приник к плоду. Почмокал, одобрительно кивнул, разрезал фруктоовощ пополам, одну половинку щелчком отправил по столешнице ко мне, а вторую сунул в рот и стал жевать. Щекастое лицо стало задумчивым.
– Как потомственный дегустатор могу сказать: интересный вкус. Ничего так, забавно… любопытно… Ага-ага… – Он глотнул, на толстой шее прыгнул вверх-вниз кадык. – Ладно, это была закуска, теперь приступим к основной трапезе. Давай, Стас, кушай.
Кушать удавалось не очень – активно двигать челюстью я боялся, поэтому съел совсем мало, а к черствому хлебу и мясу, с виду жесткому, как подошва, не прикоснулся. Калуга зато наворачивал вовсю. Закончив, я откинулся на стуле, выпил воды из фляжки и беспокойно глянул на дверь. Надо идти, надо. Но и пересидеть здесь подольше тоже необходимо. Риск – дело не благородное, а глупое. Вернее, глуп неоправданный, тщательно не рассчитанный риск. Придется еще какое-то время торчать в архиве, хотя хочется открыть дверь и рвануть наружу в поисках Метиса, если, конечно, тот вообще еще жив.