"Один из..." - "100 миллиардов солнц". Компиляция. Книги 1-6
Шрифт:
– А что цена? – аккуратно спросил Гровс. – Не руками ведь считаем, в наше-то время.
– Я не про эту цену, - почти брезгливо поморщился доктор. – Я про врожденную порочность самих построений. У меня такое ощущение, что решение нащупано эмпирически, вслепую! В пределах некой погрешности будет работать, но точность вычислений нам ничего не даст. Это те самые «утечки» из контуров, благодаря которым мы можем их отслеживать и не стесняться собственных поделок. Даже если русские получили точно такое же решение, в чем я сомневаюсь, пока слишком рано объявлять открытие окончательной победой!
– Вы все-таки думаете, что русские ушли дальше? – спросил Гровс.
– Не знаю, - честно признался доктор. – Если ушли, то не в рамках того ужаса, который получили мы. Из этих «эпициклов» мы больше ничего не выжмем, кроме сомнительной энергетики.
– Погодите, - остановил его Гровс. – О каких эпициклах вы говорите?
Леонард немного отдышался, собираясь с мыслями. Хорошо заметно, что думал он об этом много раз и очень давно, но до сих пор не решался ни с кем поделиться. И если генерал хочет откровенности, то пусть ее и получает.
– Эпициклы использовались в древних и средневековых теориях движения планет, - очень формально, будто читая лекцию, начал доктор. – В этих теориях все планеты равномерно движутся по малому кругу, называемому эпициклом, центр которого, в свою очередь, движется по большому кругу, который называется деферентом. В центре у нас, конечно, Земля, а все планеты и Солнце движутся вокруг нее. Это все неважно, важно лишь то, зачем это понадобилось. Древним это было нужно, чтобы привести наблюдаемые движения планет с птолемеевскими догмами, сомнение в которых пахло костром вплоть до середины 17-го века. И пока люди наблюдали небо невооруженным глазом, эпициклы худо-бедно работали.
– А потом изобрели телескоп? – предположил Гровс, ухвативший аналогию.
– Даже без этого обошлось, - покачал головой Леонард. – Датчанин Тихо Браге добился рекордной точности наблюдений без всякого телескопа. И Кеплер, глядя на его данные по движению Марса, очень быстро понял, что перед ним простой эллипс. Понимаете, к чему я клоню?
– Нехватка данных? – предположил Гровс.
– Именно! – с плохо скрытым разочарованием кивнул Леонард. – Нужно строить новый ускоритель, но это минимум десять лет, если начать прямо сейчас. Я гарантирую, что если русские открыли все сами, то они нас не опередят. Но если им помогли «извне» и дали более точные данные, тогда даже профан вроде меня, скорее всего, сможет повторить открытие Кеплера и получит полную власть над «резонансом».
Гровс очень крепко задумался, пытаясь решить, стоит ли доверять столь необычной аналогии, равно как и научной интуиции собеседника. В конце концов, Леонард не является всемирно признанным авторитетом в физике, хоть и неплохо в ней разбирается. Впрочем, профаном себя доктор называет зря.
– Строить ускоритель никто не собирается, - устало поморщившись, сообщил генерал. – И я подозреваю, что наш дорогой доктор Мукерджи сделает все возможное, чтобы этого не случилось. В Вашингтоне ему только в рот не заглядывают, так им нравится все, что он говорит. Меня или вас слушать никто не станет, а другим ученым, судя по всему, доступа к новой теории никто не даст. И тоже, скорее всего, по наущению нашего доктора. Поэтому у меня нехорошее ощущение, что кроме «эпициклов» нам в обозримом будущем ничего не грозит.
– Прыжки через пространство! – чуть не простонал Леонард, снова едва не теряя самообладание. – С нынешними схемами никакой энергии не хватит, чтобы перебросить хотя бы пару фотонов на пару километров! Но Мукерджи утверждает, что со временем такая энергия достижима!
– Поэтому он напирает на то, что у русских не может быть ничего подобного, - мрачно добавил Гровс. – А с прыжками инопланетяне шалят, которые русским если не враги, то уж точно не друзья! И опять же, ему верят, а мы с вами уже почти объявлены паникерами.
– Вы хотите сказать, что мы больше не нужны? – с явным холодком в спине поинтересовался доктор.
– Ну а зачем мы еще можем понадобиться? – пожал плечами Гровс. – Ответы на все вопросы получены, все тайны мироздания раскрыты стараниями одного гениального ученого. Вас и Блэка вернут на места и станут присматривать, чтоб лишнего не болтали, остальные вообще толком поработать у нас не успели. Ну, а я человек военный, куда пошлют, туда и пойду, хоть имею все шансы не дойти.
Леонард на это только недоверчиво помотал головой, но спорить не стал. Что тут можно сказать, если все именно к этому и идет? И «неудобному» ученому, между прочим, устроить несчастный случай даже легче, чем генералу…
– Так что делать? – слегка растерянно спросил доктор.
– Я без понятия, - честно признался Гровс. – Думал, вдруг вам придет в голову какая-нибудь светлая идея. Я даже не могу все бросить и сбежать с деньгами в Мексику. Не те времена, знаете ли… И в нашей группе больше нет ни одного человека, кого бы я решился даже просто спросить, как вас.
С этим тезисом Леонард полностью согласился, уже давно присматриваясь к коллегам. Генерал абсолютно прав, остальные не поймут даже постановку вопроса.
– А вне группы? – задал резонный вопрос доктор.
– Есть такие, - туманно ответил Гровс. – Но их мало.
А сейчас еще меньше, добавил он про себя. С тех пор, как Ника Фаррела отозвали из Москвы, единственным надежным контактом остался адмирал Дорман. Но он, фактически, теперь сидит на вражеской территории, поэтому говорить про него Леонарду не стоит. И так уважаемый доктор нервничает, поняв то неприятное положение, в котором он оказался.
Вот только глаза у него бегают, но не потому, что он что-то скрывает. Ему просто стыдно признаться в собственном малодушии.
– Хочу сказать спасибо, - вдруг выдал Леонард, мысленно приняв какое-то решение. – За доверие, и за то, что спросили моего совета.
Гровс кивнул, чувствуя сильные эмоции и почти ощутимый страх за свое будущее, исходящий от собеседника.
– Про наш разговор никто не узнает, - твердо пообещал доктор. – Но я не стану открыто выступать против… Ну, вы понимаете.
Гровс снова кивнул, мысленно делая скидку совершенно невоенному человеку. В самом деле, на что он рассчитывал? Что талантливый ученый с неплохим будущим рванет в бой с ветряными мельницами? Наивно.