Один на дороге
Шрифт:
— Ясно, — сказал я. В комнате были люди, но я решил — все равно. В конце концов, ничего запретного… Я набрал номер, опасаясь, что она снова не подойдет к телефону.
На этот раз она взяла трубку почти сразу. Голос был мягким, сонным.
— Да?
— Это… это я. — Как мне еще было назвать себя?
— Я понимаю. — Мне почудилась ее улыбка, но в голосе было и какое-то напряжение. Словно бы она была не одна.
— Я смогу вернуться только вечером, может быть, достаточно поздно.
Она откликнулась голосом, напряжение из которого исчезло:
— Хорошо…
— Дождитесь меня. Вы дождетесь? Она помедлила.
— А зачем?
— Ну… Я обещал…
— Я не хочу затруднять вас.
— Чепуха. Мне будет только приятно… (Господи, что я болтаю? Я же не хотел…)
— Хорошо.
— Вот только что вы будете есть? Вы голодны.
— Не знаю. Пока мне хочется спать…
— А потом, когда встанете? Выходить вам нельзя, понимаете? У вас нет ключа, и вообще…
— Я понимаю. Я не стану выходить. И у меня есть еще какая-то мелочь в кошельке.
— Но раз вы не можете выйти…
— Попрошу кого-нибудь, — спокойно ответила она. — Первого же мужчину, какой пройдет по коридору. Он не откажет.
Почему-то мне это не понравилось.
— Смотрите, будьте осторожны.
— Не беспокойтесь.
По ее голосу и тону я почувствовал, что она снова улыбается.
— До свидания.
— Всего доброго.
Я положил трубку. Что-то было не так в этом разговоре. Кто знает, может быть, она и на самом деле была не одна в номере? Ах, черт, вот уж действительно, не имела баба хлопот…
— У тебя все? — спросил Лидумс. Он смотрел на меня не то чтобы неодобрительно, но с легким сожалением, словно бы я, по его мнению, уделял слишком много внимания тому, чему уделять такого внимания не следовало. Он, конечно, понял — если не все, то уж больше, чем наполовину.
— Все, — ответил я, стараясь казаться невозмутимым…
— Тогда поехали.
Нет, к Семенычу ее — и дело с концом! А пока займемся, значит, историей… Впрочем, история историей, но сегодняшние заботы, пусть и мелкие, всегда кусают больнее. Интересно все же, что интроскописты уже успели там увидеть?
Экскаватор и бульдозер были уже убраны. На площадке проложили легкие рельсы, и по ним передвигалась странного вида тележка — рельсовый дефектоскоп, как нам объяснили. Около него возились двое штатских, а двигали тележку по рельсам два солдата. Интроскопия производилась путем радиолокации; использовать ультразвук было проще, но слишком опасно. Мы постояли минут десять, наблюдая; Лидумс заметил солдатам, чтобы катили равномернее, хотя они и так двигали тележку достаточно ровно;.начальство не может не давать указаний, иначе зачем оно? Сопровождавший нас майор, тот самый, вчерашний, сказал:
— Здесь все идет нормально, только на экране ничего не понять, тут надо быть специалистом. Дешифровку делают у нас в штабе.
Мы, все трое, по очереди поглядели на экран, — гражданские специалисты были с нами не очень любезны, мы им явно мешали, — и убедились, что понять что-то в неразберихе темных и светлых пятен было действительно нелегко. Тогда Лидумс сказал:
— Дешифровку посмотрим потом. А сейчас погуляем по этим местам — может быть, вы, Августа Петровна, что-нибудь вспомните, знакомая обстановка иногда помогает.
— Я бы не назвала это очень знакомым, — усмехнулась она. — В последние дни меня здесь уже не было… Но попробуем.
Мы вышли за оцепление и пошли не торопясь, местный майор держался чуть сзади. Майор Иванова поглядывала по сторонам, на лице ее была грусть. Человек встречался с какой-то, пусть и не первой, но все же своей молодостью…
— Трудно узнать, — сказала она со вздохом. — При мне все тут еще стояло на своих местах. Пока проезжали центр, я опознала, по-моему, всего два здания… — Она остановилась. — Да, кажется, точно: дойти можно было вот до этого места, а тут, — она показала куда-то в небо, — висели знаки для автомобилей. В этом доме была парикмахерская, а чуть дальше перекресток такая узенькая улочка…
Перекрестка не было, и улочки тоже — просто чуть заметные возвышения, поросшие травой.
— Как на кладбище, — пробормотала Иванова.
— Таких мест немного осталось, — сказал сзади майор, обидевшийся, наверное, за город, в котором ему привелось служить. — Построено уже много, и еще строится. Тут просто такой глухой район…
— Конечно, — откликнулась Августа Петровна. — Не зря они именно тут и разместили это… Лавка моя наверняка тоже не уцелела. — Она усмехнулась. А что, я была неплохой бакалейщицей, торговать мне даже нравилось, в этом есть свой азарт… — Она остановилась. — А в каком же направлении жил мой автовладелец? — Повертев головой, она сокрушенно признала: — Забыла, понимаете, забыла — а думала, что профессиональная память не подведет. Годы… В той стороне, кажется… или там?
Она покачала головой и двинулась дальше.
— Машину, Августа Петровна? — спросил Лидумс.
— Нет, благодарю… Знаете, все-таки обстановка помогает. Потом можно будет проверить в архивах, но мне кажется, сейчас я верно вспомнила, утром не могла никак, а вот сейчас, здесь… Я ведь говорила, что была в городе не до самого конца. Но было еще довольно далеко до конца, когда здесь произошли, я уверена, какие-то изменения. Я говорю так — «уверена», — потому что внешне все оставалось как будто таким же, висели те же знаки, но что-то было не так, что-то не так…
Она остановилась, схватила себя пальцами за худой подбородок. И вдруг резко повернулась, пошла, почти побежала назад, развевая полы плаща. Лидумс поднял брови — медленно, подчеркнуто, как он умел, я пожал плечами, мы повернулись и пошли за старухой. Когда мы настигли ее, она стояла, тяжело переводя дыхание, там, где мы проходили пару минут назад.
— Вот теперь я совершенно вспомнила! — удовлетворенно сказала она. Вспомнила, потому что мы тогда шли с той стороны, а я так никогда не ходила, там же было запретно, и у меня немного спуталось…