Один неверный шаг
Шрифт:
– Все в порядке? – спросила я, подходя к Вадиму Георгиевичу почти вплотную.
– Спасибо, – не глядя на меня, ответил один из мужчин, второй ответом не удостоил, Долгих был куда внимательнее. Посмотрел на меня и кивнул. Надо отдать ему должное, держать себя в руках он умел. Ни намека на удивление и прочие чувства.
Его пиджак висел на спинке стула. Я улыбнулась со всей возможной приветливостью, мужчины за столом успели забыть обо мне, что позволило переложить мобильный из кармана фартука в карман пиджака. Долгих это, конечно, заметил, но вида не подал.
Я поспешно удалилась. Направилась к кухне, по пути свернув к детскому уголку, юркнула за пластмассовую горку,
– Можно счет? – попросила официантку, проходящую мимо, обслуживала меня другая девушка, но счет я очень быстро получила.
Оставив деньги, я тут же покинула зал. Никто не ждал у дверей ни с той, ни с другой стороны. Я благополучно выбралась на улицу, на всякий случай проверила, не увязался ли кто следом. Ничего подозрительного. Я перешла дорогу и вскоре уже сидела в небольшом кафе. Открыла журнал, который прихватила в ресторане, и настроилась на ожидание.
Звонок раздался минут через пять, но звонили на телефон, который вручил мне человек Земцова. Юрий Германович, судя по голосу, был мной не особенно доволен.
– Где вы находитесь? – спросил резко.
– Там, где и предполагалось.
– Свяжитесь с моим человеком. Я продиктую номер.
Номер он продиктовал, я его запомнила и сказала:
– Не вижу необходимости обращаться к нему. Сейчас, по крайней мере.
– Кажется, вы утверждали, что не продержитесь в городе и трех дней. Теперь вы так не считаете?
– Вдруг повезет, и я найду вашу дочь раньше.
– Смогли что-нибудь выяснить?
– Если будут новости, я вам позвоню. – Убрала мобильный в сумку и продолжила листать журнал.
Большая стрелка на часах описала полный круг, когда, наконец, позвонил Долгих.
– Вы довольно нахальная девица, Юля, – сказал он.
– Мне говорили.
– Давно вы в городе?
– Со вчерашнего вечера.
– А сегодня уже стреляют… неплохо.
– Вадим Георгиевич, – заговорила я как можно мягче. – Я знаю, что нарушила наше соглашение. К сожалению, у меня не было выбора.
– Я правильно понял: здесь вы не по своей воле?
– Правильно. И мое появление к прежним делам не имеет никакого отношения. Я рассчитываю недолго тут задержаться. Мне важно, чтобы вы знали: я помню свое обещание и… благодарна вам.
– Хорошо, – после паузы произнес он. – Допустим, я закрою глаза на то, что вы здесь…
– Спасибо, – ответила я, не сумев скрыть вздох облегчения. – Что касается ваших дел… – все-таки не удержалась я.
– Вы о том, что произошло сегодня утром? Надеетесь услышать слова признательности?
– Не утруждайтесь, – говорить этого не стоило, но слово не воробей…
– Недавнее происшествие – всего лишь демонстрация, и довольно глупая, – заявил он спокойно. – Когда с человеком собираются разобраться всерьез, прибегают к услугам снайпера. Это куда надежнее, чем палить из автомата в центре города. Кстати, я должен поверить, что вы на этой самой улице оказались случайно?
– Мне известен ваш обычный маршрут, я надеялась привлечь ваше внимание, но все последующее оказалось неожиданностью. В том числе и мое вмешательство.
– Звучит весьма сомнительно. В любом случае, вы уже вмешались.
– Я хотела объясниться. Верить мне или нет – ваше право.
– Разумеется. Сойдемся вот на чем: я закрываю глаза на ваше появление здесь до той поры, пока сочту это возможным. У меня нет уверенности, что ваши и мои дела в настоящий момент не пересекаются, хотя я и допускаю мысль, что вы убеждены в обратном.
Он
Я прикидывала и так и эдак, и в конце концов решила: поживем – увидим. Главное, Долгих знает, что я в городе, и готов закрыть на это глаза. Одной проблемой меньше. Теперь ничто не мешает заняться поисками Лики.
Я достала папку и еще раз прочитала последнее донесение Устинова. А потом отправилась в парк Победы. Парк был совсем небольшим. С двух сторон оживленные улицы, памятник погибшим во время Великой Отечественной, Вечный огонь… В центре парка церковь, когда я покидала город, она была еще недостроена, теперь, судя по всему, службы в ней уже проходили. Лика облюбовала третью справа скамейку в стороне от церкви, в аллее из каштанов. Очень красивое место. Может, девушке здесь просто нравилось, а может, была иная причина.
Устроившись на скамье, я принялась оглядываться. Допустим, Лика тут появлялась не просто так. Что ее могло заинтересовать? Церковь? Вряд ли. На противоположной стороне улицы жилые дома. Магазин «Продукты» и… адвокатская контора «Рахманов и К°». Я выругалась сквозь зубы. Недавние сомнения сразу же вернулись. Год назад контора располагалась в другом месте. То ли Рахманов расширил свое дело и появился еще один офис, то ли переехал. Место здесь неплохое, но и прежнее ничуть не хуже.
Хотя на вывеске значилось «Рахманов и К°», никакой «компании» не было, Рахманов заправлял тут единолично, и буква «К» появилась для солидности. Еще один сукин сын в моей жизни. Находиться вблизи его владений не следовало. Из окон конторы меня не разглядишь, и вряд ли Рахманову придет охота прогуляться в парке, следовательно, наша встреча маловероятна, но все равно увиденное мне не понравилось.
Вернемся к Лике. Итак, по словам свидетелей, ее не раз видели сидящей на этой скамье. Она могла кого-то ждать… или действительно проводила здесь время, не зная, чем еще занять себя. Ни родни, ни близких друзей в городе у нее не было. Подруга, к которой она предположительно приехала, с родителями в Испании.
Двадцатилетняя девушка, сбежавшая из дома, с возможными угрызениями совести и чувством вины, что мать погибла не без ее участия… Мучила ее совесть или нет – наверняка не скажешь. Если верить Земцову, девица катится по наклонной плоскости без всякого желания притормозить. Вопрос: стоит ли ему верить? Подобными обвинениями не разбрасываются, особенно в отношении собственной дочери. Были у него реальные доказательства ее причастности, или это не более чем эмоции? Дочь-наркоманка, постоянно нуждающаяся в деньгах и лишенная отцовской материальной поддержки, и вдруг ограбление… Грабители неплохо ориентируются в доме, и повод подозревать ее вроде бы есть. Она не знает, как отреагирует отец: решит скрыть ее возможную причастность от полиции или прямиком отправится к следователю. Праведное возмущение и боль от потери жены отцовские чувства могли перевесить. С другой стороны, есть еще друзья-приятели, совершившие убийство. Даже если мозги наркотой вконец изъедены, мать – это все-таки мать. Следовательно, между ней и дружками наметился конфликт. Она для них – опасный свидетель. Может, бежала она не столько от отца, сколько от них?