Один процент риска (сборник)
Шрифт:
На этом окончился мой разговор с Адой Штерн, черноглазой подругой Рея. По-шмелиному запел крошечный приемник на ее запястье, и мы услышали негромкий голос Панина. Он сказал, что задержится и, очевидно, надолго. Добавил, что ему не грозит никакая опасность и у него есть надежда раскрыть тайну аммов. Смита он все еще не встретил, но тот жив и где-то поблизости. А нас он просил не ждать больше и лететь в город.
И тут Аде изменило ее спокойствие, которому я так удивлялся. Она жалко, по-бабьи, всхлипнула и стала несвязно упрашивать Рея немедленно возвращаться. Мне показалось, что в мою сторону был брошен не очень-то благожелательный взгляд: принесла, мол, вас нелегкая на наши головы!
— Простите, пожалуйста.
— За что? — удивился я.
— Я вела себя, как глупая девчонка. Совсем потеряла голову. Сказала Рею, чтобы он бросил вашего товарища на произвол судьбы. А потом сама захотела к нему. Спасибо, слушать не стал. Вам, наверное, очень стыдно за меня?
Я покачал головой:
— Не имею права судить о ваших поступках.
Что еще мог я ответить на прямой, обезоруживающий вопрос? Мы очень мало знакомы, между нами легла целая эпоха. И можно ли осуждать человека за то, что его тревожит судьба любимого? Люди всегда останутся людьми, во все времена, и никогда не постареет древнее, словно мир, чувство.
— Мы сейчас направимся в город, — объявила Ада. — О том, как им помочь, решать будет Совет.
Но я запротестовал. Казалось невозможным вот так просто сесть в ее вертолет, покинуть корабль, с которым связано все мое прошлое. И Ада неожиданно согласилась. Она сказала, что полетит пока одна, а за мной будет выслана более просторная машина.
Она распрощалась, и через несколько минут ажурная серебристая птица легко выпорхнула прямо из двери камеры. Я остался обдумывать случившееся, подводить итоги перегруженного событиями дня…
Но нет, анализом придется заняться в другой раз. Только что «Ульма» известила, что с юго-запада приближаются два больших вертолета, что мне надо готовиться к отъезду. Почему-то вдруг стало жаль умную машину с голосом погибшей женщины. Она успела проанализировать — в отличие от меня — содержание разговора с Адой и теперь делала очередной логический вывод. Что ж, прощай, старушка! Вряд ли тебе найдется место в этом мире, от которого мы так успели отстать…»
8. Снова Черный Шар
Он проснулся мгновенно, словно от внезапного окрика. Но вокруг было темно и тихо. Рука привычно согнулась в локте, светящийся циферблат остановился перед глазами.
Половина третьего. Много это или мало? Он долго не мог сообразить, что обозначают в действительности часовые стрелки. На Авроре, где время идет так непривычно, трудно отказаться от земного ритма. И обычное дело — взгляд на часы каждый раз превращалось для него в арифметическую задачу…
Борис вспомнил, что сигнал общего подъема раздается здесь в четыре часа. Значит, можно не торопиться. Правда, он никогда не любил долго лежать по утрам, а после гибели Вали каждая минута, проведенная в постели после пробуждения, была для него мучительной. Но на этот раз он изменил привычке. Хотелось побыть немного наедине со своими мыслями.
Вот уже трое суток жил он в Светлом, единственном пока городе на планете. Трое долгих суток, каждые из которых были в два раза больше земных. И все это время Ковалева не покидало сложное чувство. Чем ближе знакомился он с гостеприимными хозяевами Светлого, тем больше восхищался своими далекими земляками, стремительным взлетом человеческого гения. Одновременно испытывал и робость: за три десятилетия, промелькнувшие мимо него, наука Земли ушла так далеко, что казалось: все его знания безнадежно устарели. Оставалась гнетущая тревога за судьбу Роберта, который все еще находился в плену. Сообщения Рея приходили регулярно, но были лаконичны и мало понятны. Просил не волноваться, никого к нему не посылать, повторял, что ни ему, ни Смиту пока ничто не грозит. Но в чем причины такой долгой задержки — ни слова. Эта недосказанность беспокоила больше всего.
И наконец, где-то в подсознании упрямо пряталась мысль, которую Борис всячески гнал от себя. Понимал, что она вздорна, нелепа, что просто не имеет права так думать. И все же крошечный червячок шевелился, точил…
Да, его встретили хорошо. Сам Председатель Совета Морис Дюбуа вылетел ему навстречу, хотя день его, как доверительно сообщили потом Борису, расписан чуть ли не до секунд. Люди бросали самые неотложные дела, чтобы хоть немного поговорить с космонавтом такой необычной судьбы. А когда волнение первых встреч немного улеглось, к нему прикрепили одного из местных немногочисленных журналистов, вихрастого и смешливого паренька по имени Игорь Новиков, который с величайшим энтузиазмом взялся исполнять роль гида. Словом, все было сделано для того, чтобы Борис сразу же почувствовал себя легко и непринужденно. Но легкости-то как раз и не было.
За приветливыми взглядами и улыбками чудилось ему снисходительное сочувствие. И он порой казался себе Колумбом, попавшим в давно открытую страну, Плыл, мотался по бурным волнам, блуждал в потемках, а оказалось — все напрасно. И для этих озабоченных, по горло загруженных работой людей он просто любопытный гость, замешкавшийся в дебрях Пространства и Времени. Не герой — смешной неудачник…
«Вздор, — подумал Борис, — не в том дело. Уж перед собой не надо хитрить. Тебе хочется славы первооткрывателя, красивого венца. Чтобы всюду восторженно ахали при твоем появлении, чтобы жизнь ложилась под ноги алой ковровой дорожкой. Ты никому не признаешься в этом, но скажи честно: больше всего тебя задело то что не встретил здесь ни одного взгляда снизу вверх. Только равный, нет, даже уступающий всем остальным. И это падение в собственных глазах труднее всего пережить. Уж лучше бы оставался на Земле!»
Комната осветилась нежным сиреневым сиянием. Зазвучала тончайшая воркующая мелодия, стала нарастать, крепнуть: заработала автоматика пробуждения. В одной из стен медленно проявилось широкое окно, сделалось хрустально-прозрачным. На все предметы сразу легли багровые отблески. За стенами дома сочными красками переливалось яркое утро планеты.
Борис толчком поднялся на ноги, с хрустом потянулся. Подошел к окну, прищурился.
— Аврора луч солнца встречала, — громко запел он, удивляясь, до чего точны оказались здесь слова старой песни. Потом нажал кнопку на боковой панели, и невидимая пленка исчезла. В комнату ворвались густые, терпкие запахи, жаркий ветер. Борис закрыл глаза, подставив лицо пряной горячей струе воздуха. Около корабля они не могли позволить себе такую роскошь. В рассветные часы там всюду летали крошечные ядовитые существа вроде летучих мышей — явные упыри. Зато тут никакой погани — дыши, наслаждайся!
Едва Борис кончил умываться, в дверь деликатно постучали. Показалась взъерошенная, как всегда, голова Игоря. Он расплылся в широченной улыбке, заговорщически подмигнул.
— Доброе утро. Могу обрадовать: есть хорошие новости.
От недавних унылых мыслей Бориса не осталось и следа. Он шагнул к двери, с двух сторон сжал руки Новикова.
— Ну?
— Не так сильно, — отбивался Игорь. — А то ничего не буду рассказывать…
Но Борис уже отпустил его. Он почувствовал, что речь пойдет про Рея и Роберта.