Один процент тебя
Шрифт:
Блядь! Блядь! Блядь!
Честное слово, я не мог дышать. Воздух вернулся в мои легкие только после того, как мама, которая разрушила мою жизнь до основания, прислала сообщение около одиннадцати вечера того же дня.
Хэдли: Ты спишь?
Два слова, но мой желудок скрутило от страха. Неужели это конец?
Элайджа: Нет. Все в порядке?
Хэдли: Люси и Элай спят...
Ни
О чем я думал? Хэдли заставила меня уйти. К чему эти поздние сообщения? Я должен быть чертовски зол и требовать, чтобы она позволила мне пригласить ее на свидание. Я не мальчик по вызову. Она должна понимать, что между нами все по-настоящему. Она никуда от меня не денется.
Хэдли: Приходи, если хочешь.
Кого я, блядь, обманываю? Я пронесся по коридору, споткнулся о какой-то мусор на полу, надел ботинки и вышел за дверь. Она не жалела о том, что мы сделали. Она хотела сделать это снова.
Мне не терпелось отшлепать ее по заднице за то, что напугала меня до усрачки.
Не успел я постучать, как она открыла дверь, словно ждала меня.
Ее маленькая ручка сжала мою рубашку в кулак и втащила меня в дверной проем. Хэдли закрыла за мной дверь, встав на цыпочки прижалась своими губами к моим. Маленькое изящное тельце Хэдли прижало меня к двери, ее язык искал мой, и она, как сумасшедшая вцепилась в мои волосы.
От нее по моим венам струился жидкий огонь. Нет, она была в моих венах. Эта женщина была во мне, проникая так глубоко, что я знал: ради нее пойду на все.
Только бы она была в моей жизни... а я в ее... Чтобы каждый день просыпаться в ее объятиях.
Уверен, что розовое старушечье платье она надела для того, чтобы мне было легче к ней подобраться. Эта объемная штука на ней была чертовски сексуальна. Я на секунду оторвался от ее рта, чтобы полюбоваться ею. Я вгляделся в ее голубые глаза, горящие похотью, в затемненной кухне. Затем позволил ей продолжить ласкать мою грудь, а сам скользнул рукой вверх под ее платье и обхватил попку. Она вздохнула, и мой язык нырнул в ее открытый рот.
— Подожди, — простонал я, несколько раз похлопав ее по заднице в надежде, что она перестанет красть мою душу своими поцелуями. Она не слушала. Не реагировала. Мне пришлось схватить ее за плечи и отстранить от себя. — Нам нужно поговорить.
Ее глаза остекленели, щеки раскраснелись, когда она смотрела на меня.
— О чем?
— Ты закончила быть брюзгой? — спросил я.
Она закатила глаза и вздохнула.
— Элайджа...
— Ты весь день вела себя как маленькая дрянь.
— Неправда, — попыталась оправдаться она, но я быстро ее заткнул.
— Правда. Ты весь день жаждала крови. Ты заставила меня уйти. Зачем? Чтобы ты могла притвориться, что не трахалась со мной? — Она попыталась
— Зачем ты вообще пришел, если мы не собираемся...
Она замолчала. Я ни разу не слышал, как она ругается.
— Кто сказал, что не собираемся? — тихо прошептал я. Убедившись, что она не попытается от меня отстраниться, я провел пальцами по ее бедру. — Раздвинь ноги, — сказал я и понял, что она уже сделала это. Улыбаясь ей, я приподнял ее платье и провел пальцами по мокрым трусикам. — Может, ты присядешь и послушаешь меня секундочку?
Хэдли кивнула, я подхватил ее на руки и отнес на диван. Я сел рядом с ней, прижимая ее к себе, как ребенка, и уставился на нее.
— Ты очень красивая, Хэдли.
И это правда. Все в ней — от округлости глаз и милого изгиба губ, когда она краснела и улыбалась, до сердитых выражений, появлявшихся на ее лице, — было идеальным. Я никогда не устану смотреть на нее.
Хэдли отвела глаза и прошептала:
— Ты заставишь меня сделать что-нибудь нелепое. Прекрати...
— Ты всегда нелепая.
Мой ответ заставил ее поднять глаза и слегка рассмеяться.
— Эй.
— Ты — воплощение нервозности. — Я рассмеялся. — Ты мой маленький комок нервов.
Она вздохнула.
— Я ничего не могу с этим поделать.
— Удивительно наблюдать, как ты справляешься с воспитанием детей в одиночку, несмотря на всю свою нервозность. Временами ты просто сверхчеловек, а потом я вижу, как ты нервничаешь из-за того, что я говорю, и удивляюсь, как ты вообще функционируешь. Но ты делаешь это с такой легкостью. — Я прижал ее к себе, проводя большим пальцем по ее руке. — Я больше не хочу, чтобы тебе приходилось делать что-то в одиночку.
Она затаила дыхание и встретила мой взгляд.
— Элайджа...
— Я ни слова не скажу Люси, Хэдли. Пока ты не будешь готова поговорить с ней, но я хочу двигаться в этом направлении. С вами. Однажды я хочу, чтобы наши жизни соединились. Я чувствую это с тех пор, как познакомился с тобой и твоей семьёй.
Я никогда так не боялся, как в этот момент. Я отдавал Хэдли все, что мог предложить, — всего себя. Мое время, любовь, мысли. Все, что у меня было, принадлежало ей, если бы она позволила мне любить ее и обнимать так, как я отчаянно хотел.
Она долго молчала, вглядываясь в мои глаза. Это только усилило мой страх. Что, если я был слишком злобным или властным для нее? Что, если у меня было слишком много татуировок? Что, если она все еще любила отца Люси и Элая?
— Пожалуйста, — прошептала она, закрыв глаза. Слеза скатилась по ее щеке, и я остановил ее большим пальцем. — Не делай мне больно. Прежде всего, не причиняй боль Люси, потому что ты нравишься моей маленькой девочке, и я не хочу, чтобы она однажды задавалась вопросом, почему тебя нет рядом, как ее отца.