Один шанс есть
Шрифт:
Что делать с дисками, когда они попадут в его руки, Виктор Васильевич еще не решил. Он даже не задумывался над этим, при этом понимая прекрасно, какую ценность они собой представляют, но не имея понятия, ценность в какой именно области. Какая-то карта... И что с того? Это в условиях войны карта может стать синонимом человеческой жизни... Это вполне укладывалось в жизненную философию отставного подполковника. Но карта не должна стоить столько только потому, что она может кого-то обогатить... У него самого были совсем иные категории в оценке ценностей. И он свои оценки предпочитал оставлять неизменными. И не был уверен, что его ценности совпадут с ценностями двух людей, с которыми и против
В приемной не было никого, и гость сразу постучал в дверь кабинета. И сразу же, не дожидаясь приглашения, открыл ее. В кабинете сидели сам Алиахмет Нурович, Руслан и еще один человек, которого Виктор Васильевич видел впервые. Хозяин кабинета при виде гостя встал и вышел из-за стола, чтобы поприветствовать. Но приветствие его, в дополнение к рукопожатию, свелось к значимой фразе:
– Сегодня ночью надо сделать дело...
Откуда такая торопливость – ясно: сегодня дежурит тот самый охранник, что попался на выходе. И он обеспечит Руслану и еще кому-то проход в офис.
– Значит, сегодня ночью дело сделаю, – ответил Виктор Васильевич невозмутимо.
– А вечером надо «побеседовать» с моим сейфом...
– Я разговорчивый человек. – Евсеев согласился и с этим. – «Беседы» поддерживаю.
– Часов в десять вечера я жду вас здесь. Руслан проведет вас в офис.
– Лучше бы чуть позже... Чтобы мне не жечь зря бензин, согреваясь в машине.
– Чуть позже меня не будет в городе... – Алиахмет Нурович переглянулся с Русланом. – И Руслан уезжает со мной.
– Хорошо. Я буду ровно в десять.
– Тогда обговорим процесс передачи диска. Передадите вот этому человеку. Его зовут Арби... Ни с кем не спутаете? Впрочем, он сам к вам подойдет. К вашей машине. Только собаку держите. Он собак боится...
Алиахмет Нурович старательно делал все, чтобы отвести подозрение от своих действительных планов. Это Виктор Васильевич хорошо понял.
– Я подержу собаку... Пусть подходит, но делать резкие движения я не советую. В темноте собака становится особенно агрессивной. Порода... Этой породе шесть тысяч лет. Она в одиночку с шестью волками справляется. Или с шестью людьми...
– Хорошая порода, – согласился Алиахмет Нурович. – Серьезнее кавказской овчарки?
– Приблизительно того же уровня, только более интеллектуальная... Один бельгийский эксперт-кинолог сказал, чем они отличаются.
– Чем же?
– Если к вам кто-то лезет через забор, кавказка убьет этого человека сразу. А алабай подумает две секунды, а потом убьет... Алабай имеет привычку размышлять, но размышляет недолго. Кто хочет жить, пусть в мое отсутствие в мою машину не суется... Ко мне в присутствии собаки – тем более. Его «поцелуй» смертельнее поцелуя гадюки.
– Мои люди это учтут. Вы очень любите свою собаку?
– Если кто-то причинит зло мне, я прощу. Если кто-то причинит зло Ереме, я убью этого человека.
Алиахмет Нурович поверил. Виктор Васильевич понял это по глазам...
3
Усталость свое все-таки взяла во второй половине дня. Раньше, полгода назад, когда он был еще не пленник, Анатолию Юденичу такая усталость показалась бы приятной. Сейчас, конечно, силы были не те и здоровья поубавилось, поскольку хроническое недоедание, граничащее с голодом, сил не добавляет. И, прикладываясь все более и более тяжелеющим колуном к очередной колоде, чтобы превратить ее в поленья, пленник чувствовал уже, что не справится с колодой с первого удара. Если, конечно, сосредоточиться на этом ударе, собрать силы, справиться еще можно. Но такое сосредоточение больше сил отнимает, чем сохраняет, и Анатолий стал чаще присаживаться на соседние не расколотые колоды, чтобы отдохнуть и подышать полной грудью чистым воздухом. Благо воздух здесь еще не контролировали местные чеченцы и не выделяли его жалкими порциями, как еду. А был он таким, какой даже представить себе в задымленной грязной Москве невозможно...
Несколько раз он ловил на себе взгляд из кухонного окна. Мать семейства словно бы присматривалась к Анатолию – как он себя чувствует? После этих взглядов он и сам непреднамеренно к себе прислушивался, но признаков отравления не замечал, однако замечал, что ему очень хочется еще попробовать такой колбасы. Пусть даже и слегка порченой. Но она подкрепила бы уходящие силы...
Но колбасы больше не приносили. И приходилось снова приниматься за колку дров. Утренняя злость и одержимость местью прошли без следа. И как Анатолий ни старался, он уже не мог представить себе вместо колоды голову одного из младших братьев Вахи или же самого Вахи.
Вахи... Того самого, что так хитро и в то же время просто, без затей, захватил его тогда и увез в это горное село, предварительно продержав в какой-то пещере связанным по рукам и ногам двое суток. И эти двое суток совсем не кормил. Только однажды напоил, а потом исчез надолго.
Тогда, посланный подполковником Евсеевым для восстановления связи с ротой, оставленной в прикрытие на дороге, Анатолий возвращался в штаб батальона, когда увидел на тропе идущего впереди вооруженного чеченца. Вскинуть автомат – дело секунды.
– Стоять... Оружие медленно... медленно кладешь под ноги... И не суетись... Стрелять буду сразу.
Чеченец не суетился, он остановился и обернулся всем корпусом, давая возможность солдату рассмотреть себя. Растерянности и испуга не показал. На нем были бронежилет и «разгрузка», на голове зеленая шапочка с надписью на арабском языке. Традиционная борода ничего не говорила – бороду носили и местные жители. И трудно было сразу определить, кто это такой.
– Привет, – не смущаясь наставленного на него ствола, сказал чеченец с легкой высокомерной усмешкой, всем чеченцам свойственной. – Где штаб батальона? Мне туда надо...
– Зачем тебе в штаб?
– Рамазан послал. К вашему комбату.
Рамазаном в армии звали командира «кадыровцев» Рамазана Кадырова. Хотя никто и не говорил, что сам Рамазан участвует в операции, но что «кадыровцы» замыкают окружение бандитов, это в батальоне знали все.
Анатолий, словно загипнотизированный, почему-то поверил сразу, так много спокойной уверенности было в чеченце. Шагнул вперед, опустив ствол автомата, и тут же получил жесткий удар прикладом в челюсть. Удар наносился в скачке, когда к самому движению руки плюсуется тяжесть тела. Человеческое сознание такого удара не выдерживает. А в себя он пришел, когда был уже связан по рукам и ногам и незнакомый чеченец тащил его куда-то лесной тропой. На своей широкой спине, как мешок. И кляп во рту мешал издать хоть какой-то звук. Небольшой подъем, куча камней, между этих камней тропа, потом несколько шагов в сторону от тропы – один камень навален на два других, вроде бы естественно, а между ними и под верхним – щель, в которую можно боком, впритирку к камням, пролезть. Первым пролез чеченец и за шиворот затащил туда рядового Юденича...