Один среди «тигров»

Зверев Сергей

«Тридцатьчетверки» попятились, пехотинцы побежали по ходам сообщения назад, пулеметчики стягивали с брустверов тяжелые станковые пулеметы. Только в трех местах оставались наблюдатели с полевыми телефонами, да дежурный связист на командном пункте.

Через десять минут в воздухе завыло, зашелестело, и на окопы первой линии обрушился град снарядов. Сплошным потоком

проходили разрывы по всей линии обороны. Это была черная волна, которая взрывала землю, разносила укрепления, сносила все на своем пути. Такой плотности огня Соколов давно не видел. Он смотрел из люка «Зверобоя», то и дело пригибаясь и втягивая голову в плечи. До третьей линии окопов снаряды не долетали, но радоваться было рано – немцы вполне могли перенести огонь вглубь. Грохот стоял такой, что можно было оглохнуть, боль в барабанных перепонках чувствовалась даже в застегнутом шлемофоне. По броне ударил обломок бревна, большой камень врезался в башню, чуть левее пушки. Соколов поспешно спустился в башню и закрыл люк. Танк вздрагивал, как большое животное, которому в толстую шкуру вонзалась раскаленная сталь. И люди чувствовали боль машины, скрипели зубами, стискивая кто рычаги, кто ручки панорамного прицела. А снаружи вжимались в землю пехотинцы, и не было у них иного укрытия, иной защиты, кроме родной земли. Она их защищала от снарядов и осколков, и они лежа закрывали ее собой – израненную, обожженную, стонущую.

Огневой вал пошел дальше. Снаряды разрывались между танками. Соколов видел в перископ, как по ходу сообщения бежал, пригибаясь, Вяземский, поднимал солдат и толкал их вперед, во вторую линию, туда, где вот-вот появится враг. Там уже почти не рвались снаряды, но виднелись черные танки.

– Всем к бою! – прокричал Алексей. – Всем, я «Зверобой»! Всем к бою!

Сквозь пыль и дым он увидел, что горят два немецких танка – совсем рядом, метрах в двухстах впереди. И там же другие танки, перебегают солдаты в немецких мундирах. «Зверобой» выстрелил. Где-то в окопе снова мелькнула голова Вяземского, но уже без фуражки – хорошо заметна была седина. А потом на том месте, где только что был капитан, разорвался снаряд.

– «Коробочка-два», на месте! Остальные – за мной, на левый фланг! – крикнул Соколов, понимая, что спасти положение может только чудо.

Он рисковал, это было смертельно опасно, но иначе врага было не остановить. Идти в лоб – верная смерть, бессмысленная и глупая. Нужно дезориентировать врага, заставить его озираться, остановиться хоть на какое-то время.

Высунув голову из люка и осмотревшись, Алексей увидел, что правее горит танк командира третьего взвода. Не прошел даром огневой шквал, все же угодил снаряд в танк, стоящий в окопе. Снова потери, снова смерть.

«Тридцатьчетверка» выскочила на холм и дала два выстрела. Загорелся немецкий танк, взорвался и начал полыхать адским огнем бронетранспортер. Танковый пулемет косил пехоту, та залегла. Тут же несколько немецких танков развернулись в сторону отчаянного одинокого танка, возможно, последнего у русских на этом участке. «Тридцатьчетверка» попятилась и ушла за холм.

Через минуту советский танк снова появился, но уже в ста метрах левее и снова сделал два выстрела. Загорелся «Тигр», слишком глупо подставивший борт советской машине. Разъяренный немецкий командир погнал свои танки напролом через лесок и высокий кустарник, пытаясь обхватить русских танкистов с трех сторон, прижать их к болоту. И ему это удалось бы, но справа, со стороны сосновой рощи, ударили три танковых орудия. Два немецких танка тут же замерли, третий вспыхнул от попадания снаряда в баки. Немцы не успели опомниться, как «тридцатьчетверки» снова дали залп и подбили еще два танка. Огрызаясь огнем, немцы попятились. Они ничего не могли поделать с русскими, не видя их танки.

И вдруг выскочил тот самый первый танк, который так хладнокровно заманил врага в засаду. Снова выстрел, и разлетелась гусеница вражеского «Т-IV». Вторым снарядом русские добили поврежденный танк. Из двенадцати танков, бросившихся в погоню за одиночным русским танком, не вернулся ни один.

Конец ознакомительного фрагмента.