Один в Берлине
Шрифт:
Комиссар говорит и говорит, но, пожалуй, его преимущество не столь велико, как он старается показать. Ест он мало, зато пьет быстро и помногу. Пожалуй, в нем гнездится тревога, он весь охвачен непривычной нервозностью. То катает хлебные шарики, то вдруг хватается за задний карман, где спрятан пистолет, и бросает взгляд на Клуге.
Энно сидит с довольно безучастным видом. Он плотно поел, но почти не пил. И все еще пребывает в полном замешательстве, не знает, как понимать комиссара. Арестован он или нет? Энно недоумевает.
И как раз в эту минуту Эшерих
— Вот вы сейчас сидите, господин Клуге, и удивляетесь, глядя на меня. Я, конечно, приврал, что так уж сильно проголодался, просто надо чем-то занять время до десяти часов. Сперва нам с вами предстоит совершить небольшую прогулку, тогда и посмотрим, что с вами делать. Н-да… тогда… и посмотрим…
Комиссар говорит все тише, задумчивее и медленнее, Энно Клуге бросает на него подозрительный взгляд. Небольшая прогулка в десять вечера — наверняка за ней кроется очередное вероломство. Но какое? И как его избежать? Эшерих глаз с него не спускает, даже в туалет Клуге нельзя пойти одному.
— Дело в том, — продолжает комиссар, — что встретиться с моим человеком можно только после десяти. Он живет в Шлахтензее [32] , понимаете, господин Клуге? Вот это и есть наша с вами небольшая прогулка.
— А я тут при чем? Разве я знаю этого человека? Нет у меня знакомых в Шлахтензее! Я всегда жил в окрестностях Фридрихсхайна…
— Думаю, вы все-таки его знаете. Вот и хочу, чтобы вы на него взглянули.
— А если я на него взгляну и окажется, что я его не знаю, что тогда? Что со мной тогда будет?
32
Шлахтензее — район Берлина на берегу одноименного озера, в сороковых годах — пригород.
Комиссар равнодушно машет рукой:
— Там видно будет. По-моему, вы знаете этого человека.
Оба молчат. Потом Энно Клуге спрашивает:
— Неужто опять из-за той окаянной истории с открыткой? Лучше б я не подписывал протокол. Лучше б не делал вам одолжения, господин комиссар.
— Вот как? Может, вы и правы, и для вас, и для меня было бы лучше, если б вы не подписывали, господин Клуге! — Он смотрит на своего визави так мрачно, что Энно Клуге опять захлестывает страх. Комиссар это замечает и успокаивает его: — Ничего, там видно будет. Давайте-ка тяпнем еще по рюмочке шнапса, и в дорогу. Мне хочется успеть на последний поезд в город.
Клуге смотрит на него с ужасом.
— А я? — дрожащим голосом спрашивает он. — Я… останусь… там?
— Вы? — смеется комиссар. — Разумеется, вы поедете со мной, господин Клуге! Что смотрите с таким ужасом? Я ведь не сказал ничего, что могло бы вас напугать. Разумеется, мы вместе вернемся в город. А вот и официант с нашим шнапсом. Минутку, мы сей же час отдадим вам рюмки, на замену.
Немногим позже они направились к станции Цоо. Поехали городской железной дорогой, а когда вышли в Шлахтензее, вокруг было уже темным-темно, так что в первую минуту оба растерянно остановились на вокзальной площади. Затемнение, ни лучика света вокруг.
— В этаких потемках нам дорогу нипочем не найти, — испуганно сказал Клуге. — Господин комиссар, пожалуйста, давайте вернемся! Пожалуйста! Лучше я всю ночь просижу у вас в гестапо, чем…
— Не болтайте чепуху, Клуге! — резко перебил комиссар, подхватив хлюпика под руку. — Вы что, думаете, я полночи с вами разгуливаю, чтобы за четверть часа до цели повернуть обратно? — И чуть мягче продолжил: — Я уже вполне хорошо вижу. Нам надо вон туда, так мы быстренько выйдем к озеру…
Они молча зашагали по дороге, осторожно, стараясь не споткнуться о невидимые препятствия.
Немного погодя впереди как будто бы посветлело.
— Вот видите, Клуге, — сказал комиссар, — я же знал, чутье меня не подведет, наверняка сориентируюсь. Вот и озеро!
Клуге промолчал, и оба молча пошли дальше.
Ночь была совершенно безветренная, кругом тишина и покой. Люди им не встречались. Гладь озера, которое они скорее угадывали, чем видели, словно выдыхала едва заметное серое свечение, словно отдавала тусклый, слабый отблеск накопленного за день света.
Комиссар откашлялся, будто собираясь заговорить, но промолчал.
Внезапно Энно Клуге остановился. Рывком выдернул руку из-под локтя своего спутника. И выкрикнул:
— Я больше ни шагу не сделаю! Если вы решили со мной расправиться, так давайте прямо тут, незачем ждать еще четверть часа! Никто мне на помощь не придет! Небось полночь уже!
Точно в подтверждение его слов, вдруг раздался бой часов. Неожиданно близко, эхом отдаваясь во мраке ночи. Оба невольно считали удары.
— Одиннадцать! — сказал комиссар. — Одиннадцать часов. До полуночи еще целый час. Идемте, Клуге, осталось всего пять минут ходу.
Он снова подхватил Энно под руку.
Но тот с неожиданной силой вырвался:
— Говорю вам, я больше ни шагу не сделаю! Да-да, не сделаю!
От страха голос сорвался, так он кричал. Какая-то озерная птица испуганно взлетела из камышей, тяжело пролетела мимо.
— Да не орите вы! — сердито сказал комиссар. — Все озеро переполошите! — И уже спокойнее добавил: — Ладно, передохните минутку. Образумьтесь. Давайте присядем, а?
И он снова подхватил Клуге под локоть.
Энно хлопнул его по руке:
— Не смейте больше ко мне прикасаться! Делайте со мной что хотите, только не прикасайтесь!
— Сбавь тон, Клуге! — осадил комиссар. — Ты кто такой! Мелкая, трусливая, вонючая шавка!
У комиссара тоже мало-помалу сдавали нервы.
— А вы? — взвизгнул Клуге. — Вы-то кто? Убийца, подлый, вероломный убийца!
Он и сам испугался сказанного. Пробормотал:
— Извините, господин комиссар, я не имел в виду ничего такого…
— Нервы, — сказал комиссар, — все это нервы. Вам надо жить по-другому, Клуге, нынешней жизни ваши нервы не выдерживают. Давайте-ка присядем вон там, на причале. И не дрейфьте, я вас не трону, раз вы так боитесь.