Один за другим
Шрифт:
Жаль. Я возвращаюсь к посуде, теперь уже в тишине. Успеваю вымыть пару тарелок, и тут в окно справа стучат. Это Жак из пекарни в долине, принес багеты и огромный пакет круассанов. Я стягиваю резиновые перчатки и отпираю дверь, выдыхая белое облако в холодный утренний воздух.
– Salut, ma belle [4] , – здоровается Жак.
Не вынимая изо рта сигареты, вручает мне хлеб, затягивается «Житаном» и отворачивается выпустить дым.
– Привет, Жак, – отвечаю по-французски. Говорю я на нем не идеально, однако беседу поддержать
4
Привет, красавица (фр.).
– О, прогноз не очень, – тоже по-французски сообщает Жак и, вновь затянувшись, задумчиво смотрит в небо.
Жак – один из немногих местных уроженцев. Народ вокруг в основном приезжий: либо туристы, либо сезонные работники. Жак здесь вырос и прожил всю жизнь, его отец владеет пекарней в Сент-Антуан-ле-Лак. Через несколько лет он выйдет на пенсию, и Жак его сменит.
– Как думаешь, удастся сегодня покататься на лыжах? – спрашиваю я.
Жак пожимает плечами.
– Разве что утром. Днем же… – Подняв руку, он вертит ладонью вправо-влево. Жест, которым французы обозначают неопределенность. – Будет сильный снегопад. Видишь, какие тучи над Дамой?
Дама – это Ле Дам Бланш, высокая гора, которая нависает над долиной и отбрасывает почти постоянную тень на шале. Жак прав, тучи действительно внушительные – темные, грозные.
– Тучи – полбеды, – продолжает он. – Хуже всего ветер. Он мешает ребятам из лавинной службы запускать небольшие лавины, понимаешь?
Киваю. Я видела, как это делают в ясную погоду: подрывают заряды на склонах, чтобы снег сходил безопасно, маленькими порциями и не накапливался до критической массы. Не знаю, как именно закладывают взрывчатку. Иногда используют вертолеты, а иногда, по-моему, какие-то пушки. В любом случае понятно, что ветер делает процесс опасным и непредсказуемым.
– Думаешь, возможны лавины? – Я стараюсь не выдать беспокойства.
Жак вновь пожимает плечами.
– Серьезные? Вряд ли. Но днем часть склонов точно закроют, и кататься вне трассы я бы не рекомендовал.
– Я не катаюсь вне трассы, – сообщаю коротко.
Да, больше не катаюсь.
Он отвечает не сразу. Задумчиво оглядывает склоны, затем выпускает кольцо дыма. Кивает.
– Ладно, мне пора. До встречи, Эрин. – И направляется к фуникулеру.
Мягкий свежевыпавший снег скрипит у Жака под ногами. Я смотрю ему вслед, и внутри все сжимается, меня вновь пробирает страх, навеянный ночным кошмаром.
Возвращаюсь в теплую кухню, выкладываю хлеб на стол – и вздрагиваю от неожиданности, когда за спиной раздается хриплый сонный голос:
– Месье Булочка, сын булочника?
Возле стойки в ярком утреннем свете жмурится Дэнни.
– Господи! – Я прикладываю руку к груди. – Ты меня напугал. Да, приходил Жак. Он говорит, будет еще снег.
– Издеваешься? – Дэнни чешет щетину. – Такими темпами на небе вообще снега не останется. На лыжах покататься получится?
– Вроде бы. По мнению Жака, сегодня до обеда – да. Потом трассы могут закрыть, опасность схода лавин.
– Уже оранжевый, – замечает Дэнни.
Он имеет в виду шкалу, публикуемую «Метео-Франс». Оранжевый цвет соответствует третьему уровню, «значительному
Я беру поднос с кофейными чашками, и тут Дэнни небрежно интересуется:
– Кто такой Уилл?
Шок. Я оступаюсь, две чашки соскальзывают с подноса на пол и разбиваются. К тому времени, как мы с Дэнни заканчиваем собирать осколки, я прихожу в себя и могу ответить.
– В смысле? Здесь нет никаких Уиллов.
– Тебе что-то снилось ночью. Ты кричала, звала Уилла. Я слышал за стеной. Меня это разбудило.
Черт!
– Хм, странно. – Мой голос звучит легко, слегка удивленно. – Прости. Кошмар, наверное.
Прежде чем Дэнни разовьет тему, я выхожу из кухни. Несу поднос в столовую, руки почти не дрожат. Принимаюсь за сервировку большого деревянного стола к завтраку. Когда выставляю последние баночки с консервами, с лестницы доносится стук каблуков. Я поднимаю голову – Ева. Явно не в духе.
– Доброе утро, – говорю.
– Доброе, что с интернетом? – бросает она без всяких предисловий.
У меня екает сердце. Черт. Я-то надеялась, что проблема временная.
– О боже, как неприятно. До сих пор не работает?
– Не работает. И мобильная связь ужасная.
– Очень жаль, это из-за снега. Такое случается. Наверное, обрыв кабеля, или поломка ретранслятора, или еще что-нибудь. Часто бывает после сильного снегопада, а вчера снега насыпало немало.
Я машу рукой в сторону окна, где снег местами доходит до половины стекла.
– Мне не нужна научная справка, я хочу знать, когда все восстановят?
Тон резкий, неоправданно злой. Тон человека, который в ответ на свое повеление «прыгай» привык слышать «на какую высоту?». По сути, меня это не волнует – я даже предпочитаю людей, которые обозначают желания четко, а не улыбаются тебе всю неделю, а потом пишут гадкие подробные отзывы. В данном же случае решить проблему я не в силах – и подозреваю, что Еве это не понравится.
– Не знаю. – Я скрещиваю руки. – Простите. Обычно восстанавливают за день-два, точно не скажу.
– Вот черт!
Ева злится и не скрывает этого, хотя тут что-то еще. Судя по лицу, она очень нервничает и переживает – вряд ли подобные чувства вызвало отсутствие связи.
– Мне очень жаль, – повторяю. – Если бы я могла чем-то помочь… Проблемы с работой?
– С работой? – Ева резко выпрямляется, затем качает головой и издает короткий горький смешок. – Господи, нет. Все мои рабочие проблемы заключены в одном слове – Тофер. Нет, проблемы дома. Я… – Она вздыхает, приглаживает шелковистые светлые волосы. – Это, может, и ерунда, но в отъезде я по утрам звоню по «Скайпу» дочери, Рэдиссон. Наш маленький ритуал, понимаете? Мне приходится часто быть в разъездах, я провожу с ней не так уж много времени, и одно неизменно: за завтраком я всегда желаю Рэдиссон доброго утра. А сегодня не могу этого сделать и чувствую себя ужасно. Я сумела дозвониться до мужа, но, знаете, малыши не очень-то понимают телефоны. Рэдиссон всего полтора года, ей нужно видеть лицо.