Одиночество простых чисел
Шрифт:
В то самое утро она взглянула на грязные тарелки, оставленные с вечера, на подушки, разбросанные как попало на диване… — все было точно так же, как накануне, даже звуки те же. Но какая-то еле заметная разница ошеломила ее, буквально пригвоздив на середине комнаты. Она с озадачивающей ясностью поняла, что муж ушел.
Соледад вздохнула, изображая свою обычную скорбь.
— Он возил меня с работы домой на велосипеде. Каждый день приезжал за мной на велосипеде, — сказала она. — А потом подарил туфли.
— Вот как?
— Туфли.
Отец Аличе шумно вздохнул и поерзал, давая понять, что все это невыносимо. Аличе представила мужа Соледад выходящим из магазина с обувной коробкой под мышкой. Она знала его по фотографии, которая висела у Соль над изголовьем кровати; между гвоздем и рамочкой торчала засохшая веточка оливы.
На мгновение это позабавило ее, но мысли тотчас вернулись к Маттиа и больше не отпускали. Прошла целая неделя, а он все не звонил.
Поеду к нему, решила она и сунула в рот вилку с салатом, как бы показывая отцу: видишь, я поела.
Из-за стола она поднялась, еще жуя:
— Мне нужно идти…
Отец в растерянности вскинул брови:
— А можно узнать, куда ты собралась в такое время?
— В город, — с вызовом ответила Аличе. Потом добавила уже мягче: — К подруге.
Отец покачал головой, как бы говоря: поступай как знаешь. Аличе вдруг стало жаль его, остававшегося таким одиноким с этой своей газетой. Захотелось обнять, рассказать ему все и спросить, что же делать, но уже через секунду сама эта мысль заставила ее содрогнуться. Она повернулась и решительно направилась в ванную.
Отец положил газету на стол и потер уставшие глаза. Соледад еще несколько секунд думала о туфлях с высоким каблуком, а потом, отправив воспоминание восвояси, поднялась, чтобы убрать посуду со стола.
По дороге к дому Маттиа Аличе включила музыку на полную громкость, но, если бы кто-то спросил, что она слушала, она не смогла бы ответить. Она кипела гневом и не сомневалась, что сейчас все испортит, но у нее не было выбора. Этим вечером, вставая из-за стола, она перешла ту невидимую границу, за которой все происходит само собой. Так случилось с ней в детстве, в горах, когда она лишь на какие-то миллиметры сместила центр тяжести вперед, но этого оказалось достаточно, чтобы упасть лицом в снег.
В доме у Маттиа она была лишь однажды и лишь в гостиной. Маттиа исчез в своей комнате, чтобы переодеться, и она, страшно смущаясь, немного поговорила с его матерью. Синьора смотрела на нее с дивана несколько растерянно, если не сказать озабоченно, как будто у Аличе вот-вот вспыхнут волосы или произойдет еще что-нибудь подобное; она даже забыла предложить ей присесть.
Аличе нажала кнопку «Балоссино — Корволи» и рядом с фамилиями загорелся, словно последнее предупреждение, красный диод.
Раздался легкий треск и прозвучал испуганный голос матери Маттиа:
— Кто там?
— Синьора, это Аличе. Простите, что я так поздно, но… Маттиа дома?
На другом конце задумались. Из-за неприятного ощущения, что ее рассматривают, Аличе сместила волосы на правый бок.
Раздался легкий щелчок, и дверь открылась. Прежде чем войти, Аличе в знак благодарности улыбнулась в камеру.
В пустом вестибюле ее шаги звучали громко, в унисон с биением сердца. Больная нога совсем перестала повиноваться и стала как деревянная.
Дверь в квартиру была приоткрыта, но за ней Аличе никто не ждал. Она толкнула створку и спросила:
— Можно?
Маттиа, появившийся в прихожей, замер.
— Чао, — сказал он.
— Чао…
Несколько минут они стояли и смотрели друг но друга, как будто вообще не были знакомы. Маттиа, в домашних тапочках, изо всех сил старался надавить большим пальцем ноги на соседний.
— Извини, что я…
— Ты оттуда? — прервал ее Маттиа как-то странно, словно автомат.
Аличе обернулась, намереваясь закрыть дверь, но не удержала потной рукой круглую медную ручку. Дверь гулко хлопнула, дверная коробка содрогнулась, Маттиа передернула мучительная судорога.
«Что она тут делает?» — подумал он отстраненно, как будто Аличе, о которой он несколько минут назад говорил с Денисом, была другой девушкой, а не этой, явившейся к нему в дом без предупреждения. От нелепой мысли хотелось поскорее избавиться, но неприятное ощущение досады все же осталось.
Аличе прошла вслед за Маттиа в гостиную. Родители ожидали ее стоя, как встречают высоких гостей, но в этом не было никакого радушия.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, съежившись.
— Чао, Аличе, — ответила Аделе, но не тронулась с места.
Пьетро, напротив, подошел к ней и ласково провел рукой по волосам; для Аличе это было неожиданно.
— Все хорошеешь, — заметил он. — Как мама?
Аделе, стоявшая позади него с натянутой улыбкой, закусила губу, пожалев, что сама не задала этот вопрос.
Аличе покраснела.
— По-прежнему, — ответила она, стараясь не выдать волнения. — Держится.
— Передай привет от нас, — кивнул Пьетро.
Потом все замолчали, не зная, что бы еще сказать, Маттиа в гостиной уже не было.
Пьетро, казалось, изучал что-то позади Аличе, сама она старалась держаться так, чтобы не припадать на больную ногу. Внезапно она подумала, что ее мать никогда не познакомится с родителями Маттиа, и немного пожалела об этом, но еще больше ее огорчила мысль, что кроме нее никто этого не понял.
— Ты ведь к Маттиа пришла, а мы тут держим тебя, — сказал наконец Пьетро.
Аличе кивнула и прошла мимо него, опустив голову, Аделе она адресовала испуганную улыбку.
Маттиа ожидал ее в своей комнате.