Шрифт:
Тяжелая пуля с гулким жужжанием пронеслась над головой, и Елисей, присев за зубцом стены, быстро перезарядил карабин. Похоже, к этой осаде горцы под руководством турок готовились крепко. Штурмовые лестницы, стальные кошки с цепными поводками для заброса на стены и даже пушки, все это они сумели протащить через перевалы и по горным тропам перевезти в ущелье, где накапливали силы. А потом, все так же на руках, перенести через лес под стены крепости.
К огромной удаче жителей крепости, несмотря на все неурядицы и откровенно наплевательское отношение к этой рубежной твердыне высокого начальства, гарнизон крепости оказался
Такая ловкость местных артиллеристов Елисея не удивила. Наводчиками у двух орудий были прапорщики, командиры взводов. В общем, после трех залпов артиллерия противника была подавлена и началась осада. Горцы уже дважды пытались штурмовать стены под прикрытием стрелков, но солдаты и казаки оказались бойцами грамотными, и обе попытки быстро захлебнулись. Ну не умели горцы воевать строем и пешком. Не тот народ.
Вот верхами, да в сабельной рубке, потягаться с ними было сложно. А так, на стенах, да еще и своим ходом, не то. Совсем не то. С этими мыслями Елисей поднялся над зубцом, за которым прятался, быстро выцелив очередного противника, выстрелил. Попавший ему на прицел горец всплеснул руками и, выронив ружье, рухнул навзничь.
«Двенадцатый, – зло усмехнулся про себя парень. – Патронов еще полторы сотни с собой. Ночью придется перекрутить все пустые гильзы. Блин, а еще и поспать надо».
С этими мыслями он снова перезарядил свой штуцер и, отступив чуть в сторону, принялся выискивать в оптический прицел кого-то из командиров этой дикой дивизии. Воевать горцы умели, но о строе и воинской дисциплине и слыхом не слыхивали. Схватки они предпочитали личные, чтобы показать собственную силу и удаль. И хотя турецкие, или, как тут говорили, османские советники прилагали огромные усилия для создания из них хоть какого-то подобия регулярных войск, получалось это слабо.
Третий штурм закончился ничем. Обороняющиеся сумели сбросить все лестницы и положить всех, кто мог подняться по веревкам на стены. Кошки, которые горцы закидывали на гребень стены и зубцы, бойцы подцепляли жердями и попросту скидывали их обратно вместе с теми, кто сумел за это время взобраться по веревке. Большую помощь оказали и елисеевские гранаты. Раздав казакам полсотни чугунных чушек, парень подробно объяснил, как ими пользоваться, и попросил тратить это оружие аккуратно.
Казаки, уже знавшие по слухам, что это такое, а кое-кто видевший ручные бомбы, заряженные порохом, вняли его просьбе и гранаты использовали весьма грамотно. Их не раскидывали по принципу «на кого бог пошлет», а вырвав чеку, просто осторожно перебрасывали через стену. С таким расчетом, чтобы граната взорвалась над головами столпившихся под стенами врагов. В итоге, горцы несли серьезные потери и, не выдержав, отступали.
Не обходилось, конечно, без потерь и среди оборонявшихся. Стрелять горцы умели. Что ни говори, а оружием горцы владели хорошо. Отбросив эмоции, не до них сейчас, Елисей снова поднялся и, поймав в оптику фигуру, усиленно размахивавшую руками, спустил курок. Со своей точки парень отстреливал нападавших, словно перепелов. Оптика, пристрелянное оружие, да к тому же боевой опыт. В общем, на этом участке обороны штурмовать стены горцы даже не пытались.
В бою наступило затишье, и офицеры принялись проводить
– Что делать станем, господа офицеры? Как вы понимаете, долгой осады нам не выдержать. Съестного припаса и воды у нас достаточно, а вот с боевым все не так радостно.
– Вы это к чему, ваше благородие? – осторожно уточнил один из прапорщиков, заметно растерявшись.
– А к тому, что крепость сдавать нельзя, – тихо, но так, что вздрогнули все собравшиеся, проговорил комендант. – Лично я буду драться до последнего. Сдаваться в плен мне резона нет. Выкупать меня некому, да и незачем. После такого позора я и сам жить не стану. Приказать подобное вам я не вправе. Так что пусть каждый примет решение сам.
– А не рано ли вы о сдаче заговорили, господин комендант? – возмущенно поинтересовался ротмистр, командовавший караульной ротой.
– Я исхожу из наших реалий, господа. Как уже было сказано, пороха и свинца у нас не так много, как хотелось бы. Чья это вина, сейчас разбирать смысла нет. А вот быть готовым к самому худшему нам необходимо. Кто-то с этим не согласен?
Быстро переглянувшись, офицеры мрачно потупились. В том, что отсутствие огненного припаса и свинца это вина интендантов, им было понятно без слов. Комендант же, убедившись, что желающих спорить с ним более нет, снова тяжело вздохнул и, расправив усы, продолжил:
– Думаю, две недели мы продержимся спокойно. А вот что будет дальше, я, господа, предрекать не возьмусь. А самое неприятное, что мы даже сигнала в город подать не можем. Сами знаете, по штату нам положена своя голубятня для связи со штабом, но голубей давно уже нет, да и голубятников толковых не имеется. Все это мной было многократно доложено, ну а результат тех докладов вам и так известен.
– Может, гонца послать? – растерянно предложил один из прапорщиков.
– На смерть? – возмутился комендант. – Да и посылать некого. В таких условиях только пластуны имели бы хоть какой-то шанс. Им на брюхе по кустам ползать не привыкать, да только нет у нас пластунов.
– Как нет?! – дружно вскинулись офицеры.
– Перед самым нападением я вынужден был отправить их к ущелью. А раз они о выходе противника не упредили, значит, больше их нет.
– Да как же так-то, господа? – плачущим голосом вопросил прапорщик. – Это ж самые ловкие да опытные люди были.
– Это верно. Да не стоит забывать, что на каждого ловкого и опытного всегда еще более ловкий найдется, – снова вздохнул комендант.
– А тот парень, из казаков, что с ними к ущелью ходил? – не сдавался прапорщик.
– Елисей-то? – понимающе переспросил комендант. – Да, парень ловкий, но опыта подобных вылазок у него вообще нет. Он скорее охотник, чем пластун. Да и придумки его нам пока очень в помощь. Видели ведь, что его гранаты с противником творят. Так что отправлять такого мастера сквозь стан противника считаю неправильным. Да и не допустят его в штаб по молодости лет. Сами знаете, взрослого-то казака иной раз в приемной часами мурыжат, а уж паренька юного и вовсе за человека не посчитают. Надежда у нас одна. Вследствие осады я в штаб рапорты отправлять не смогу. Это и должно там многих насторожить. Славы у меня как у человека, своими обязанностями манкирующего, не имеется, так что, не получив вовремя докладов, должны заинтересоваться, почему гонцов нет. Более, господа, я ничего предложить не могу.