Одиночное плавание

Автор выражает глубокую благодарность за помощь в издании этой книги

подводникам-североморцам

капитану 2 ранга Андрею БАБУРОВУ,

капитану 3 ранга Кайрату ИСЕНОВУ,

капитану 1 ранга Георгию КАСАТКИНУ.

На самом краю земли, который так и назывался - Крайним Севером - стоял на скалах старинный флотский городок. Море, омывавшее этот край, звалось Баренцевым, а до капитана Баренца - Талым морем; городок же, затерявшийся в лапландских сопках и фьордах, величали ни много, ни мало - Северодаром.

Дар Севера - это гавань, укрытая от штормов красными гранитными скалами в глубине гористого фиорда. Она походила на горное озеро, тихое, девственное, одно из тех таинственных озёр, в глубинах которого вроде бы ещё не вымерли доисторические монстры. В это легко поверить, глядя, как выныривает из зеленоватой воды черная змеинолобая рубка, как, испустив шумный вздох, всплывает длинное одутловатое тело - чёрное, мокрое, с острым тритоньим хвостом и округлым черепашьим носом, как бесшумно скользит оно по стеклянной глади бухты - к берегу, окантованному причалами и стальной колеёй железнодорожного крана.

Глухая чаша горного озера, рельсовый путь, идущий неведомо откуда и ведущий неведомо куда, чёрные туши странных кораблей - без труб, без мачт, без пушек - всё это рождало у всякого нового здесь человека предощущение некой грозной тайны.

Давным-давно здесь зимовали парусники. Их капитаны нарекли гавань Екатерининской - в честь императрицы, что рискнула послать сюда первые корабли.

Капитаны уводили свои шхуны туда, откуда Северодар, тогда ещё Александровск, казался далеким югом. Одни пытались пробиться к Полюсу, другие - открыть неведомые земли в высоких широтах, третьи - обогнуть Сибирь океаном. Призраки их кораблей, сгинувших в просторах Арктики, и сейчас ещё маячат во льдах - с белыми обмерзшими реями, с лентами полярного сияния вместо истлевших парусов… Иногда их засекают радары подводных лодок, и тающие отметки на экранах операторы называют «ложными целями».

Гавань Север подарил кораблям - подводным лодкам, а людям он не подарил тут ничего, даже клочка ровной земли под фундамент дома. Все, что им было нужно, люди сделали, добыли, возвели, вырубили здесь сами. Город строили мужчины и для мужчин, ибо главным ремеслом Северодара было встречать и провожать подводные лодки, обогревать их паром и лечить обмятые штормами бока, поить их водой и соляром, заправлять сжатым воздухом и сгущенным молоком, размагничивать их стальные корпуса и обезжиривать торпеды, припасать для них электролит и пайковое вино, мины и книги, кудель и канифоль…

Гористый амфитеатр Северодара повторялся в воде гавани, и потому город, составленные из двух половин - реальной и отраженной, казался вдвое выше. Предерзкий архитектор перенес портики и колоннады с берегов Эллады на гранитные кручи Лапландии. И это поражало больше всего - заснеженные скалы горной тундры в просветах арок и балюстрад.

Жилые башни вперемежку с деревянными домами разбрелись по уступам, плато и вершинам и стояли, не заслоняя друг друга - всяк на юру, на виду, наособинку, стояли горделиво, будто под каждым был не фундамент, а постамент. И ещё антенные мачты кораблей накладывались на город. Корабли жались почти к самым домам, так что крылья мостиков -виделось сверху - терлись о балконы.

Право, в мире не было другого такого города - на красных скалах, у зеленой воды, под голубым небом - в полярный день, под радужными всполохами -

И хотя город вырубали в скалах мужчины и вырубали его для мужчин, капитан-лейтенант Алексей Башилов, новый замполит подводной лодки бортовой № 410, нигде больше не встречал на улицах так много миловидных стройных женщин, как здесь, за Полярным кругом, в Северодаре. Впрочем, все объяснялось просто: избранницы моряков всегда отличались красотой, а морские офицеры испокон веку слыли неотразимыми кавалерами. И потому бывшие примы студенческих компаний, первые красавицы школ, факультетов, контор, строек, НИИ и всех прочих учреждений, предприятий, домов, пороги которых переступала нога корабельного офицера, рано или поздно шли под свадебные марши с женихами в парадных тужурках, увитых золотом шнуров, галунов, поясов, шли неизменно по левую руку, как полагается спутницам военных мужей, и кортик - о, этот кортик, рудимент доброй старой шпаги!
– качался на золотой перевязи в такт шагу и нежно побивал о бедро невесты, точно жезл чародея…

Но смолкали арфы Гименея, и свадебное путешествие укладывалось в несколько часов аэрофлотского рейса. Дорога от аэропорта до Северодара поражала вчерашних москвичек, киевлянок, южанок древними валунами и чудовищными заносами. Поражал и город на скалах, нависший над морем, точно горный монастырь.

Парадные тужурки и новенькие кортики надолго укладывались в недра чемоданов - до платяных шкафов ещё далеко - мужья-лейтенанты переоблачались в темные рабочие кители, вместо белоснежных кашне повязывали чёрные шарфики, запахивали чёрные же лодочные шинели с пуговицами, истёртыми на хлястиках о железо рубочных шахт, и исчезали в этих шахтах порой на много месяцев кряду, обрекая юных жен на соломенное вдовство, неизбывные тревоги и вечное ожидание. И тогда город надолго превращался в стан прекрасных полонянок, свезенных со всех земель сюда, на край света, на Крайний Север, - северу в дар, в Северодар…

Да и что, скажите на милость, делать красивой женщине в городе, где по утрам испускают свои заливисто-грозные вопли подводные лодки, в полдень сотрясает стены полуденная пушка, а по ночам воют на крутых подъёмах, бренча цепями на колесах, чудовищные грузовики?! В городе, где все улицы ведут к гавани, где главный очаг культуры - ДОФ, Дом офицеров флота, где, загляни вечером в ресторан - единственный на всю окрестную горную тундру (он же столовая, кафе и кулинария), - весь гарнизон будет знать к подъёму флага, что ты там была, знать, с кем и в чем. Город, где ни одного цветочного магазина, где у дамского парикмахера - один-единственный фен, да и тот с холодным обдувом. Да что там цветы и фен! В городе, выстроенном мужчинами для мужчин, не было родильного дома, и рожать будущие матери отправлялись на катерах-торпедоловах через залив на Большую землю. А когда бураны рвали в городе провода, то детскую молочную кухню питали током генераторы одной из подводных лодок, стоящих у причала.

…Сбиваются о гранитные камни заморские каблуки, шквальные ветры уносят в тундру ароматы французских духов, блекнет одинокими ночами женская краса, уходит в ранние морщинки, как вода в трещинки. И жизнь, что так заманчиво начиналась под шелест свадебного платья, в блеске морского офицерского золота, вдруг покажется темнее полярной ночи. Не всем одолеть её вязкую темень. Не всем прийти на пятый плавпирс, когда вой сирены входящей в гавань субмарины возвестит долгожданный час встречи. Но те, кто придут и переступят стык берега и моря - не какой-нибудь там символический, а вот этот, зримый, принакрытый стертым стальным листом стык понтона плавучего пирса и гранитного берега,- они-то, быть может, сами того не ведая, переступят главный порог своего дома и в сей же миг превратятся из полонянок в истинных северянок…