Одинокая леди
Шрифт:
Она усмехнулась в зеркало.
— Слишком дорого тратить его на всякую чепуху. Вы платите мне не так много.
— У меня есть кое-что в запасе, — засмеялся он. — Мог бы предложить вам бесплатно. Она рассмеялась вместе с ним.
— Хотела бы посмотреть. — Потом она отвернулась от зеркала и встала перед ним. — Как я выгляжу? Он одобрительно кивнул, ни слова не говоря.
— Что-нибудь не так?, Он покачал головой.
— Тогда в чем дело?
— Мне тут сказали из соседнего клуба, что на следующей неделе мы начинаем не только топлесс, но и ботомлесс.
— Без
— Не совсем. Девочки прикроются маленькими наклейками на самом интересном месте.
— Дьявольщина! — сказала она с отвращением. — А когда мы начнем для них представление с траханьем?
— Не нужно так все воспринимать, Джейн. Вы же знаете, что наш бизнес проваливается. И потому все клубы вокруг уже дают танцы ботомлесс. Мы держались дольше всех, но больше не можем.
— Мне повезло, — сказала она. — На следующей неделе я начинаю работать в клубе «Зингара».
— Одна организация — одна и та же политика, — сказал менеджер.
— Но у меня жесткий контракт. Некоторое время он задумчиво молчал, потом сказал многозначительно:
— Ваш жесткий контракт может избавить вас только от необходимости показывать задницу, но работать ботомлесс с нашлепкой все равно придется.
— Но они могут уточнить все у моего агента: Я ничего подобного не подписывала.
— Это они уже сделали, — сказал менеджер. — Ваш агент согласился при условии, что дополнительно вам будут платить в неделю еще сорок баксов.
Она ничего не ответила.
— Не будьте дурой, Джейн, — сказал менеджер. — Сорок зеленых есть сорок зеленых. Руководство вас ценит, а посетители любят... Что за споры между друзьями из-за лишнего кусочка обнаженной кожи? Не стоит гробить такую хорошую возможность.
Она почувствовала внезапно навалившуюся на нее усталость и сказала:
— Мне необходимо взбодриться.
Джери-Ли достала свою сумочку из запертого на ключ ящика гримировального стола, перебрала содержимое ее и, наконец, извлекла желтую ампулу в сетчатой упаковке. Сняла упаковку, поднесла ампулу к носу, раздавила пальцами.
Она сделала глубокий вдох и сразу же почувствовала, как кровь горячей волной ударила ей в голову. Это был результат действия амилнитрида. Уже чуть успокоившись, она сделала второй вдох и бросила раздавленную ампулу в корзину для бумаг.
Ощущение жара в голове прошло, а осталось чувство легкости, подъема и своего всесилия.
— Я бы могла показать им чертовски занимательный номер с вибратором особого размера! — заявила она. Он ухмыльнулся.
— Конечно, ты можешь. Не сомневаюсь. Но я бы предпочел сам оказать тебе интимную помощь. Она расхохоталась.
— Я в этом тоже не сомневаюсь. — Внезапно к ней вернулось серьезное настроение, и она спросила:
— Насколько я понимаю, у меня нет выбора? Так?
— Да. Если, конечно, ты хочешь продолжить работу у нас.
Она задумалась. Все клубы, с которыми у нее был контракт, подчинялись в конечном итоге общему руководству. Восемь недель работы — таков контракт. Если отказаться от работы, то на поиски другой, взамен этой, уйдет никак не меньше двух месяцев, то есть получается — те же восемь недель. А с ними уйдут и все деньги, которые ей удалось скопить за шесть месяцев тяжелого труда. Более того, ей не удастся — если она откажется — продлить контракты здесь, на побережье, на что она сильно рассчитывала. Во всяком случае, этот парень, Майк, дал ей понять, что он, возможно, сумеет устроить ей продолжение контракта...
В конце концов, почему бы и нет? И она кивнула.
Менеджер облегченно улыбнулся.
— Умненькая девочка. Я скажу ребятам. Меня не удивит, если они захотят подписать с тобой контракт на выступления на весь цикл гастролей.
Он вышел из гримерной. Она молча проследила, как он закрыл за собой дверь, и, повернувшись, уставилась в зеркало. Как это ни удивительно, она выглядела все еще замечательно. Никто не мог ей дать ее двадцать восемь.
Правда, никто бы уже не дал ей и двадцать три. Тело оставалось все таким же крепким, но вот на лице уже появились крохотные, едва заметные морщинки. Единственное место, которое поддалось годам, — ее голова. В мыслях она ощущала себя постаревшей.
Четыре динамика извергали на нее бьющую по нервам музыку. Она танцевала на крохотной сцене, расположенной за баром, на которой происходило главное действие вечера. Другая девушка танцевала на сцене, возвышающейся в дальнем конце зала.
Двигаясь в такт музыке, она рассеянно смотрела на то, что происходило у бара. Появился Майк. Он проталкивался к сцене, за ним следовал человек.
Она не могла вспомнить его имя, но узнала его: когда-то она встречала его в конторе своего агента как продюсера. Он выпускал картины для мотоциклистов — дешевые остросюжетные ленты, которые на жаргоне прокатчиков назывались «за-езжаловки». Ее удивило, почему он оказался здесь, с Майком.
Майк поднял свой обычный стакан апельсинового сока, приветствуя ее.
Она кивнула и улыбнулась ему в ответ. За время выступлений здесь в ее голове завелся какой-то таймер-секундомер, который всегда точно подсказывал ей, сколько еще осталось времени выступать. Сейчас она знала, что у нее есть еще пять минут. Времени достаточно, чтобы выдать продюсеру кое-что из ее репертуара, на что стоит посмотреть. Она отпустила тормоза и постаралась полностью отключиться от всего, всецело отдалась музыке...
Она потягивала ледяной чай с водкой, когда они появились в ее гримерной.
— Познакомься, мистер Энсбах, — сказал Майк. Энсбах протянул ей руку и сказал:
— Мы встречались уже в конторе агентства Гросса.
— Я помню, — ответила она и пожала протянутую руку.
— Вы действительно здорово танцуете.
— Спасибо.
— Это не комплимент, я так действительно считаю. Настоящий танец. Не то, что иные — просто крутят сиськами и попкой.
— Спасибо, — повторила она.
— Мистер Энсбах остановился здесь, в отеле, — пояснил Майк. — Он сказал, что хотел бы сразу же посмотреть на вас. Я подумал, что вы не станете возражать, если я приведу его сюда.