Одинокая звезда
Шрифт:
– Гена, да ты с ума сошел! – всплеснула руками Светлана. – Как я их отдам? Это же мои дети! Такие же, как и ты. И люблю я их так же, как тебя. И потом, они же без меня умрут – им мое молочко нужно.
– Да, а этот тоже… будет сюда ходить, ходить, а потом насовсем поселится? Зачем он нужен?
– Не поселится, не бойся. У него есть своя квартира и жена.
– Как жена? – обомлел Гена. – Там жена, а здесь дети? Как это может быть? А ты ему кто?
– Никто. Только мать его детей.
– Ничего не понимаю. – Гена замотал головой. – Я всегда думал, что жена и мать детей – одно и то же. Разве бывает, чтобы женой была одна женщина, а мать детей – другая?
– Ты же видишь, бывает. Вырастешь – поймешь.
– А его жена знает, что у него есть дети в другом месте?
– Уже знает, – вздохнула Светлана.
– И что?
– А ничего хорошего. Что же теперь делать, если так получилось? Но тебя это совершенно не касается. Просто веди себя с ним поприветливее.
– Знаешь, что я тебе скажу? – Гена сел и свирепо посмотрел на мать. – Вы, взрослые, еще хуже нас. В сто раз! Зачем вы все запутали? Почему эти близнецы родились здесь, а не там? Тебе что, меня мало было? Нас, как чуть что, наказываете, а сами что вытворяете?
Тут он с ужасом увидел, что мама горько заплакала.
– Прости меня, сынок! – сквозь слезы сказала она. – Знаю, я не должна была этого делать. Но как же теперь быть? Они ведь маленькие – их так жалко!
– Мамочка, не плачь! – Видеть материнские слезы Гена не мог. – Не плачь, ну прошу тебя! Пусть они остаются. И этот… пусть приходит. Я потерплю, только ты не плачь!
– Пойди, посмотри, что он делает, – попросила она, вытирая глаза и сморкаясь.
Гена пошел в мамину комнату. На кровати, прямо на покрывале, лежал Алексей, а на его груди покоились два свертка. Они лежали на боку носом к носу, и, вылупив глаза, глядели друг на друга. А он, тихонько баюкая их, с довольным видом что-то мурлыкал себе под нос.
От этой идиллии Гене захотелось бежать, куда глаза глядят. И он пошел к Лене. А куда же еще ему было идти?
Но лучше бы он туда не приходил. Лена с Маринкой играли в Гришку и Мишку. Они обмотали кукол полотенцами и баюкали их, приговаривая: «Не плачь, не плачь, мой маленький, сейчас мама тебя покормит».
И прикладывали кукол к груди. Воображали, что кормят их молоком.
При виде этой картины Гена чуть не взвыл. И тут Лена заметила его.
– Гена, привет! Ты чего такой?
– Какой? – проворчал Гена, глядя с ненавистью на кукол.
– Такой… перекошенный. Зуб болит?
– Из дому сбежал. Там этот пришел… Алексей. Видеть его не могу!
– Какой Алексей?
– Ну этот… папаша Гришки и Мишки. Нянчится с ними.
– Ой, правда? Маринка, это папа малышей. Бежим, посмотрим, какой он. Похож на них или нет.
И, побросав кукол, они унеслись. А Гена взял книжку и сел на лоджии. Идти домой ему совсем не хотелось.
Вернулись девочки нескоро. И Лена сразу напустилась на него:
– Ты почему себя так ведешь? Почему даже не стал разговаривать с дядей Лешей? Он имеет право к своим детям приходить. Они же его дети! Он их папа, понимаешь ты это?
– Но у него своя жена есть! Пусть с ней и заводит детей. Зачем моя мама с ним связалась?
– Ты, Гена, дурак, вот что я тебе скажу, – вмешалась Маринка. – Может, его жена больная и у нее нет детей. Не твоего ума это дело. И не лезь, куда тебя не просят. Ты свою маму не имеешь права осуждать, а обязан помогать ей и жалеть. Иначе тебя Бог накажет – вот посмотришь!
– Слушайте, как вы все мне надоели! – не выдержал Гена. – С вашими поучениями и нотациями. Просто не знаю куда деваться! Думал, здесь будет спокойней, а здесь то же самое.
И хлопнув дверью, он пошел домой. Но совесть потихоньку начала его мучить. Действительно, что на него нашло? Алексей этот – да пусть ходит! Меньше ему, Гене, придется с малышами сидеть. Может, он маме помогать будет – деньгами или еще чем.
И маму он довел до слез. Гене стало стыдно за свое поведение, и он решил исправиться. Зашел в комнату, где лежал Алексей с малышами, и сделав над собой усилие, подошел к кровати. Алексей молча смотрел на него – он боялся разбудить уснувших близнецов.
– А у меня складная удочка есть, – не придумал ничего лучшего Гена. Все-таки какой-то мужской разговор.
– Здорово, – шепотом ответил Алексей. – Значит, пора на рыбалку. Организуем?
– А пустят?
– Уговорим. Что мы – не мужчины? Для женщин мужское слово должно быть законом. Скажем твердо: идем на рыбалку – и точка. У меня есть заветное местечко – без рыбы не останемся. С лодки будем ловить.
– О, я ловил с лодки! – горячо зашептал Гена. – Вот таких рыбин!
Он широко развел руки, чтобы показать размер улова. Но Алексей не поверил.
– Врешь, небось, – сказал он, – что-то я таких на Дону не ловил. А я рыбак со стажем.
– Это не на Дону – это на море было. Правда-правда! Это черноморские акулы – катраны. Мы восемь штук поймали. А потом жарили. Вку-усные.
– И как? Долго ловили?
– Нет, что вы! Только удочку забросим – сразу хвать! Уже катран на крючке. И начинает крутить лодку – сорваться хочет. Но где там! Дядя Отар у него из спины ядовитый шип выломает и – в лодку катрана. Он попрыгает-попрыгает и затихнет.
– Слушай, ты просто какую-то рыбацкую сказку рассказываешь. Неужто такая рыбалка бывает? Надо будет хоть раз в жизни попробовать.
– А вы на будущий год поезжайте с нами в Батуми. Там и попробуете.
– Э, до будущего года еще дожить надо. Да и как же я поеду? А близнецы? Не, я без них долго не могу. Вот подрастут, тогда все вместе поедем на твое море. А пока на Дону порыбачим. Таких рыбин, конечно, не поймаем, но на уху хватит.
– Я вам фотографии покажу, тогда вы сразу поверите.