Одинокие мужчины
Шрифт:
Наш ориентир, высокая сосна, была примерно в миле от ранчо, и мы сломя голову скакали прямо к ней. У сосны мы перевели лошадей на рысь, и я оглянулся.
— Как дела? Никто не отстал?
— Я скакал последним. Все в порядке, — ответил Баттлз.
— Никто не ранен?
— Мне обожгло плечо, — сказал Рокка. — Ничего серьезного.
Некоторое время мы шли быстрой рысью, потом галопом, затем опять рысью, после чего перешли на шаг. Мы все время меняли ритм движения. В полдень все остановились у родничка, который журчал у подножия покрытой травой
Мы ехали быстро, обходя стороной места, где индейцы могли устроить засаду, и настороженно следили, не появится ли где облако пыли — верный признак погони. Нам приходилось остерегаться не только индейцев, но и многочисленных разбойников, а также мексиканских солдат, которым наверняка не понравилось бы наше присутствие здесь. Все это время дети и не думали плакать, они не издали ни звука — вот уж этому апачи их научили.
К вечеру мы въехали в заброшенную деревню, где сохранились развалины глиняных хижин и недостроенная церковь; в сточной канаве журчала вода.
В углу одной хижины мы обнаружили скелет мексиканца в истлевшей одежде. Видимо, он пал в сражении, поскольку рядом лежало ружье. На левой руке виднелась костяная мозоль — результат неправильно сросшегося перелома, а потому рука была короче правой.
Тампико осмотрел скелет, потом перевел взгляд на ссохшуюся кобуру с вырезанным на ней инициалом — большой буквой «Б».
— Так вот где это случилось, Бенито, — задумчиво проговорил он и, обернувшись ко мне, добавил: — Я знал его. Парень он был паршивый, но отважный.
На заросшем сорняками поле мы нашли картошку и лук. Сварили кофе и похлебку из вяленого мяса, кукурузы и овощей. Еда получилась на славу. Правда, особенно рассиживаться не было времени.
Испанец вытер руки о штаны и взглянул на меня.
— Пора в путь, — сказал он. — Я чувствую запах смерти.
Джон Джей Баттлз уже сидел на коне. Мы не заставили его долго ждать, хотя опять пришлось расседлать лошадей и заменить их другими.
К концу дня жара сделалась нестерпимой, ни малейшего дуновения ветерка. Мы продолжали скакать, стараясь поменьше поднимать пыль. Вдруг Мерфи разглядел дым костра, который в форме вопросительного знака поднимался от подножия холма. Мы знали, чем это чревато, и, пришпорив коней, помчались к северу, насколько позволяла местность.
После полуночи мы остановились в небольшом овраге и разбили лагерь. Правда, костер разводить не рискнули.
Незадолго до рассвета мы опять были в седлах и двинулись вперед. Вскоре миновали деревню.
— Трес-Аламос, — сказал Рокка.
«Три Тополя» — такое название носили многие деревни. Мы миновали еще одну, держась от нее как можно дальше, потому что у нас не было времени отвечать на вопросы крестьян. Да им и не понравилось бы, если бы мы привели за собой апачей. Эта деревня называлась Сенокипе — «Дерево с Дуплом».
Мне нравились названия, которые в этих местах давали поселениям: Санта-Росалия… Соледад… Ремедиос, Сайопа, Накори, Чимала, Кибури. Окитоа — «Гнездо Ястреба», Батуко — «Источник», Кумурипа — «Крысиная Нора», Матапе — «Красный Утес» и Бакадегуаци, что означает «в Белых Горах». Люди, первыми пришедшие на эту землю, давали поселениям поэтичные имена, обязанные своим происхождением местности. В названиях часто встречались тополя, ивы и кактусы окотильо.
На востоке разгоралась малиновая заря, отчего горы казались охваченными тусклым пламенем.
— Не нравится мне это, — хмуро проворчал Рокка. — Похоже на кровь.
На протяжении следующего часа мы насчитали три сигнальных дыма… и один ответный.
Остановившись у небольшого ручья, напоили и переседлали лошадей.
— Если что-нибудь случится, — сказал я Дорсет, — берите детей и поезжайте к границе. Гарри умеет ездить верхом, пусть возьмет одного ребенка.
Рокка повернулся к нам в седле.
— Я чувствую апачей. Они были здесь, и совсем недавно.
Мерфи рассмеялся.
— Ты все выдумываешь. Разве там можно их учуять?
— Они были здесь, — упорствовал Рокка, — и скоро вернутся.
Теперь мы забрались далеко на север, трава почти исчезла, все чаще встречались лысые песчаные холмы и белые прожилки кварца в коричнево-красных скалах. До полудня оставалось два часа, и солнце палило безжалостно. Воцарилась мертвая тишина. Над землей колыхалось знойное марево.
У меня по спине поползли мурашки. Снова и снова я перекладывал винтовку и вытирал пот с ладоней. Струйки пота стекали по лицу, оставляя грязные потеки, рубашка взмокла. Я попробовал прикинуть наши шансы, но не смог.
— Очень хочется снова увидеть, как желтеют листья и кричат дикие гуси.
— Ты говоришь о северных землях, — сказал Испанец Мерфи. — Я помню такое время в Вайоминге. Мы гнали на восток стадо из Орегона.
Ко мне подъехала Дорсет.
— Телль, — спросила она, — думаете, мы выберемся?
Мне не хотелось разговаривать, к тому же нельзя было отвлекаться, поэтому я ответил коротко:
— Пока нам везло.
Мы пришпорили коней и двинулись дальше — четверо отважных одиноких парней, девушка, едва входящая в возраст, и четверо детей. У каждого было по три верховых лошади, да еще одна вьючная — мы составляли приличный караван. Вторую вьючную лошадь мы давно потеряли.
Где-то на севере, далеко, пролегала граница. Это была тонкая линия на карте, но от этой линии сейчас зависела наша жизнь. Там мы можем найти помощь. А если проберемся чуть дальше на север, то окажемся в безопасности.
Мы перевели лошадей на шаг. Было очень жарко. Солнце утонуло в раскаленном небе.
По-моему, все понимали, что стычки с апачами не избежать. Мы могли ускользнуть от одного, даже от нескольких отрядов. Но от всех не ускользнешь. Апачи не щадят лошадей. Часто они загоняют их до смерти, а потом съедают. Так что своих скакунов они жалеть не будут. К тому же они поддерживали связь на расстоянии с помощью дымовых сигналов, которые было видно далеко.