Одинокие в раю
Шрифт:
– Вот еще! – огрызнулся продавец. – Нет таких возможностей, чтобы каждому письма писать. Добралась, узнала, решай сама…
– Добралась, – в тон передразнила Тамара. – Наверное, при той власти в исполкоме работал…
– Ну ты вот что… Не устраивает работа, мотай отсюда, пока цела, не в министры тебя звали…
Продавец достал платок, смачно высморкался и поверх платка посмотрел на докучливую посетительницу. Работа, что предлагалась, и впрямь была непростой: шнырять по лесхозам, закупать товар, везти его в город. А оплата только после продажи товара, да и то не очень завидная. Пять процентов от стоимости метра товара. Тамара
– Что же получается? За какой-то церападус я получу на руки двести рублей, – раздумчиво проговорила Тамара.
– Так это когда он вымахает до четырех метров-то, – пояснил продавец. – Мы продаем черенок. А он от силы тянет на метр. От метра и танцуй – пятьдесят рублей тебе отстегнут. – И добавил с укором: – А то считает себе по взрослому стволу…Тогда за один ясень или клен рейнский богачкой станешь, те деревья до семи метров вырастают…
Сырые стены конторы смотрели на Тамару красочными фото деревьев и кустарников. Вот пышный вяз шершавый на фоне нежного неба. Или рододендрон, осыпанный цветами, похожими на розу. На большом плакате у двери красовался барвинок со своими узкими листьями… Неожиданно кустарник зашевелился, и, как почудилось Тамаре, из-за листьев высунулась голова мужчины в зимней шапке.
– Могу я видеть Михайлова? – вопросил Грин Тимофеевич через порог.
– Какого Михайлова? Сережку, что ли? – отозвался продавец. – Он уволился.
– Вот те раз! Обещал подобрать мне саженцы для дачи и уволился, – расстроился Грин Тимофеевич.
– Дверь-то прикройте, не лето еще, – повысил голос продавец.
Грин Тимофеевич переступил порог и прикрыл дверь.
– Может, я смогу быть полезен? – взглянул продавец.
– А где он сейчас работает, Михайлов? – спросил Грин Тимофеевич.
– Хрен его знает, – неохотно отозвался продавец. – Бегает где-то, сшибает копейку.
Грин Тимофеевич оглядел помещение, задержал взгляд на Тамаре: не помешал ли он переговорам, не показал ли себя нахалом, нет?!
– Она просто так сидит, трудоустроиться желает, – пояснил продавец и погладил ладонью лысину. – Видать, не сгодились условия: мотаться по лесхозам, товар добывать. Это тебе не дизайнер по ландшафту, в белых перчатках…
– Как раз мне и требуется такой консультант, на дачу, – обронил Грин Тимофеевич и улыбнулся.
И Тамара улыбнулась ответно.
– Смешной вы. На лошадь похожи, – простодушно проговорила она.
– На лошадь? – удивился Грин Тимофеевич без обиды.
Но почему-то обиделся продавец.
– Сидит тут, насмешки придумывает – процедил он. – Человек ей в отцы годится. А то и в деды!
– На лошадь в шапке, – упрямо продолжила Тамара.
Она злилась. Опять сорвалось с работой. Опять возвращаться к Наде, в ее опостылевшую квартиру. Но покидать сейчас этот уютный сарай с деревьями на красочных плакатах Тамаре не хотелось…
– Как же мне быть-то? – вслух раздумывал Грин Тимофеевич. – Вроде бы мы договорились… Куда же он подевался, этот Серега Михайлов?
Продавец пожал плечами и пообещал все передать, когда появится Михайлов…
– Ага! – Грин Тимофеевич продиктовал номер своего телефона и добавил: – Спросить Грина Тимофеевича. Или просто Грина… Собственно, спрашивать не надо, я обычно тут как тут…
– Грин, – записал продавец. – Известная фамилия.
– Имя это, имя, – с привычной обреченностью ответил Грин Тимофеевич. – Так меня назвали папа с мамой…
Тамара фыркнула, прикрыв пальцами губы.
– Что смешного? И у меня были папа с мамой когда-то, – шутливо проговорил Грин Тимофеевич. – Надеюсь, как и у вас…
– Я в Питере сирота. Круглая, – продолжала смеяться Тамара.
– Бедняга, – тем же тоном посочувствовал Грин Тимофеевич. – Надо бы вас удочерить…
– Согласна, – кивнула Тамара.
– Такую удочеришь, останешься без штанов, – вмешался продавец.
– А вам что за забота?! – все веселилась Тамара. – Без штанов даже интересней.
Грин Тимофеевич замахал руками, покачал головой и, не простившись, вышел…
В узком кругу радостей Грина Тимофеевича Зотова особое место занимал подобный променад… Ветерок запускал пальцы во взъерошенную шевелюру ветвей и разносил запах молодой листвы. Солнечные блики рисовали на тротуаре живые тени деревьев. Грин Тимофеевич старался их пришлепнуть, но ветерок игриво уводил тени в сторону, приглашая повторить забаву… Грин Тимофеевич стянул с головы шапку, и ветерок тотчас пометил темя прохладным компрессом. Помешкав, он вытянул из куртки пакет, припасенный на всякий случай, сунул в пакет шапку. Пожалуй, и куртку придется сменить на серый жилет. Жилет, как и куртку, подарила ему Зоя к шестидесятилетию, десять лет назад. Грин Тимофеевич с особым трепетом ждал поры, когда можно будет сбросить надоевшие за долгую зиму одеяния и влезть в более легкие одежды, особенно в серый жилет, что непостижимо хранил запах ее тела. Зоя вообще питала слабость к мужским вещам и сама какое-то время носила этот удобный жилет, которому, видимо, не было сносу.
Зоя купила жилет и куртку в Варшаве, на конференции по гидрогеологии. Там она прихватила и черномазого парня Билли Бонса. Жилет Грин Тимофеевич частенько носит. Очень удобная штукенция, множество накладных карманов избавляли от таскания сумок. И все необходимое под рукой, даже складной зонт умещался. Он с большой охотой облачался в этот серый жилет, пропуская сквозь вырез шелковистые рукава черной рубашки и натягивая брюки из шерстяного крепа. В такие часы, казалось, он сбрасывал пару десятков лет, обретал пружинистую походку и поглядывал на окружающих с некоторым вызовом. В такие часы, казалось, даже проклятое пятно на незрячем глазу истончалось и сквозь его прохудившуюся толщу он видел предметы с такой же четкостью, как и здоровым глазом…
Но до этого дня еще было далеко, окаянный питерский климат. Бывают годы, когда почти летом, в разгар белых ночей, приходится кутаться чуть ли не в зимнее. А все император Петр, угораздило дылду прорубать окно в студеную Северную Европу. Чем его не устроил бы юг, или, на худой конец, окошко к французам-итальянцам, все было бы теплее. Нет, шведы его донимали. Вот и страдай из-за царской прихоти…
На станции «Чернышевская» три узкие двери лениво втягивали людей в свое ненасытное чрево. Особенно напрягаться не стоило, надо лишь вклиниться, а дальнейшую работу толпа возьмет на себя. Грин Тимофеевич оказался за спиной тетки, плащ которой рельефно рисовал обширный зад. Толпа напирала, прижимая его к тетке. Та оглянулась и произнесла: «Что, дед, офонарел?» Но без злости, даже с некоторым одобрением.