Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
— После уже, конечно, оставила, остепенилась вроде, если и выезжала, то брала шофера, — Лазовицкий поерзал. — Так мы там никого не потревожим?
— Нет. Если вы не против прогулки на кладбище.
— Отчего ж? Можно и на кладбище… так и подумалось, что ваше дело ночь. И каковы шансы Анны?
— Пока не скажу…
Тронулся мотор легко, покатил по улочке. Фонари светили ярко, выхватывая то фонарные столбы, то бордюры, то каменные урны. Свет их добирался и до окон, но в остальном…
— Мы ждем Земляного-старшего. Он лучший
Лазовицкий глядел в окно с интересом. И счел нужным уточнить:
— Мне он в свое время отказал. И вы отказали. Все, кому писал, отказали. Или не ответили.
— Сейчас согласится.
— Полагаете?
— Почти уверен. Аполлон Евстахиевич очень интересуется сложными случаями. А уж беззаконные если… он обладает обостренным чувством справедливости.
…и на редкость поганым нравом.
Но Земляной уже отписался деду, и письмо отправил нарочным, присовокупив копии отпечатков.
— В каком смысле беззаконным?
Тон Лазовицкого неуловимо изменился. Появилось в нем что-то, заставившего наново взглянуть на этого человека, который, если и не перевернул судебную систему Империи, то заставил пересмотреть многие ее пункты. Особенно те, что касались правомочности применения сил.
Рассказывать было легко, главное, не отвлекаться от дороги.
Та, выбравшись из городского кольца, завернула к морю. Местные берега были пологими, длинными. Вытянулись галечные пляжи.
Запахло йодом.
И ветер ворвался в приоткрытое окно.
На ближайшей косе вытянулись огромные вагоны с песком. Их подвезли сюда еще ранней весной, да так и оставили дожидаться своего часа. Городок преображался. На юге появились остовы домишек, что вытянулись вдоль берега, давая начало новой улице. Следовало ожидать. Город был слишком близок к морю, чтобы вовсе не пользоваться этой близостью.
— Стало быть, даже так… — Лазовицкий чихнул. — Простите… вам лучше с теткой поговорить, если толку добьетесь. Полагаю, старая карга еще жива. А уж потом и до монастыря… если пустят.
— Пустят, — Глеб коснулся перстня.
— У одаренных больше прав, — прозвучало это… неприятно.
— Нет, скорее больше связей.
…и Наталья откликнется на малую просьбу, потому что, пусть и отказываются они от связей мирских, но не разрывают их вовсе, иначе не было бы ни писем, ни редких, к счастью, встреч.
— Хорошо, если так. Анна… она особенная… — Лазовицкий откинулся, насколько позволяло место. А места в салоне было немного. — Есть не так много людей, которых я могу назвать близкими.
— Вы, как мне сказали…
— Да, мы в разводе. Но это не значит, что я готов вычеркнуть Анну из своей жизни. И нет, я не люблю ее. Не той любовью, которая привязывает мужчину к женщине. Подозреваю, эту самую любовь я в принципе не способен испытывать.
За поворотом Глеб скинул скорость.
Местная дорога, выезжанная многими
Лазовицкий кивнул.
— В свое время она многим пожертвовала. В том числе и ее стараниями я стал тем, кем стал. И я не собираюсь забывать об этом. И другим не позволю, если вдруг у кого возникнет желание причинить вред Анне…
…это было сказано выразительно.
И Глеб склонил голову, показывая, что предупреждение принято.
— Мне вообще на удивление везет с женщинами. Моя нынешняя жена родила троих. Два сына и дочь. Она умна. Хорошо воспитана. Интеллигентна, а вы знаете, что порой воспитания недостаточно. Она хорошего рода, к сожалению, обедневшего, но положение мы исправим. Возможно, мой сын унаследует и титул… то есть, он в любом случае его унаследует, я подал прошение Его императорскому Величеству и имею все основания полагать, что его удовлетворят.
Его голос звучал ровно.
— И к Наине я привязан, как привязан и к Анне… развод мне не был нужен. Я в любом случае нашел бы способ получить наследника. Сами понимаете, какой смысл добиваться титула, если его некому передать? Но Анна попросила свободы. Она крайне редко меня о чем-то просила.
Поворот на Валки.
И пара верст по полям. Спящие деревушки. Запах земли и дыма. Собаки, отозвавшиеся далеким лаем. Глеб надеялся лишь, что Земляному не взбрело в голову изменить место практики.
Не должен.
Да и округу он изучить не успел, чтобы взять и просто отыскать еще одну мертвую деревню.
— Ей было тяжело в том мире, в который я пробился. Да, у меня имелись деньги, но… большинство полагали меня наглым выскочкой. Анну тоже. На нас смотрели. Даже не так, следили. Малейшая ошибка… оплошность… а главное, я лишь обзаводился связями, а потому просто-напросто не мог игнорировать все эти салоны, вечера и прочее. Я жертвовал огромные суммы благотворительным комитетам, не особо рассчитывая на благодарность. Договоренности исполнялись, но Анне не становилось проще. Да… у Наины это в крови. Ей сейчас поклоняются, Анна же… она всегда оставалась слишком отличной от них.
Мотор Глеб остановил возле фургона.
Он выбрался первым, потянулся, вдохнул прохладный воздух.
— Это кладбище? — Лазовицкий крутил головой. — Что-то непохоже…
— Просто оно старое. Там, — Глеб указал вправо, — стояла деревня. Не знаю, что случилось. Вероятнее всего мор. В военное время ходило много… болезней. Но от нее почти ничего не осталось.
Деревянные дома частью просели, иные и вовсе рассыпались, покрылись молодой хищной порослью, но присутствие тьмы, след многих насильственных смертей, ощущался явно. И если так, то мор был наведенным, что тоже случалось — на той, подзабытой уже войне, происходило многое. Или же не мор? Кровь не лилась, кровь оставляет совершенно особый след.