Одинокий страж

Грякалов Алексей Алексеевич

Мать кукушкой напоминает,

Что я жив,

Вот кукушечка улетает

Поперек жнив.

Марево

на край поля,

Донник-цвет,

Родник хлопочет – такая доля

Хранить обет.

Не ждет, не ропщет,

Не смирит бег,

Кукушка ищет

Чужой ночлег.

А на рассвете

Призывный зов —

Печали сети

Иль вещий сон?

2017

Двое

Она светилась в его глазах,

Блестевших

рядом на зависть,

Их бокалы, на миг разминувшись,

Звонко поцеловались.

И вот уходят —

Она берет его под руку,

Улыбаясь звону бокалов,

Что перебивают шум вечера,

Он ведет ее к выходу,

Выставив в черную полночь

белую трость.

2018

Небесные путники

Небесный гром —

куда они летят?

Так близко к небу, что почти что к тверди,

Прижатые друг другом —

к взгляду взгляд:

Не думать ни о жизни, ни о смерти.

Звезда стремится вниз,

как на земле,

И мысли те же, и желанья те же,

К светилам ближе, но в небесной мгле

Земное вспоминаются все реже.

Оно внизу в отточиях дорог,

Шаги вперед-назад —

следы остались,

А в воздухе не нужно больше ног,

И крыльев нет – ладони распластались.

Лететь в забвенье сна —

и у окна

Полет представить легче – ужас больше:

Неровная внизу скользит луна

Над Украиной, нет – уже над Польшей.

Ползли внизу козацкие возы,

На пограничье хмурые заставы,

Плетень чернеет —

молодой лозы

Вплетения белеют в рамках старых.

Беременная ждет конца пути,

Чем выше вверх, тем тяжелее

бремя,

Любовное родится в свое время —

Где ясли в неустойчивом пути?

Ни вестников, ни яслей, ни даров —

Живот ременным поясом затянут,

Ни полдней, ни блаженных вечеров,

Любые чувства в поднебесье вянут.

Любовь рождает все, но не себя,

Сама в себе сокрыта безымянно:

Сейчас себя свидетельствует странно,

Ближайший локоть в страхе теребя.

Крыло качнулось —

воды колыхнулись,

Младенец в теплой ласковой волне,

Заснувшие, как в первом дне проснулись:

Земля в огнях —

земля всегда в огне.

2015

Родник

В сумрачной долине, отстраняясь от всех,

Один родник живет, невидимый никому,

Только небо видит его,

Но небо —

это никто.

Когда-то берег древнего моря —

Хрустнет панцирь морской ракушки,

Но очень редко бывает,

Чтоб к роднику подошел путник.

Один пастух знает, как к роднику спуститься,

Но крутой спуск – даже ловкие козы

Не хотят долго ступать рожками вниз,

А в лопухах водятся змеи.

Сколько лет вечному пастуху,

Рыжему – обожженному солнцем,

Сколько лет прошло, кто-то приручил коз —

Всем говорит родник.

И если в полдень сквозь змеиный шип

Медленно спущусь к роднику,

Услышу, как сходятся говор и тишина,

Но не пойму ничьих голосов.

2012

Тайное

Она лежала и ждала

Любви, как мига возвращенья

К себе самой —

ночная мгла

Подсмотренного в воскресенье

Вернулась светом из забвенья.

Перед глазами облака,

Шпорыш-трава под головою,

Ты думала – светла, легка,

Что всё теперь уже с тобою

Влюбленной —

девою-женою?

Но ветер скрадывал шаги

Пленом живущего соседа,

Явился из немецкой мги —

Бродил теперь как непоседа,

Всем надоевшая беседа.

Он в трех шагах за головой,

Тебе невидимый разлучник,

Еще не старый

подкаблучник —

Придавлен пленом и войной,

Женой и рухнувшей стеной.

Из-под стены, из-под войны,

Из-под гуляющей жены —

(Гусей пасет там, где сударик

И в полдень вьется, как комарик) —

Он в полдень вышел видеть сны.

А наяву живот под небом,

Подвязки сброшенной кольцо

И запрокинуто лицо,

И девичье краснеет ушко —

Милуются пастух с пастушкой.

Как на расписанной стене

В который раз,

как в первом дне,

Явилось пленное виденье:

Брат брата вздернул на луне —

Уже сбывается знаменье.

И эти двое в свой черед

Как бы уже ушли в поход

От всех —

от всей примерной жизни:

И нагота торопит в тризне

Конец всему, что тут живет.

Их нужно гнать, как бесов дня:

Пусть им свиданье —

западня,

Изгнать из полдня в пленный сон,

Где каждый с каждой разлучен —