Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

Конечно, зря. Сейчас, придя в себя, я это понимала.

Вдруг за очередным поворотом с той стороны забора я заметила мелькнувший собачий хвост.

– Эй, приятель! – обрадованно позвала я.

Собака обернулась, глядя на меня большими умными глазами. Она словно говорила: «Это я, что ли, тебе приятель?».

– Ты-ты, – уверила я с улыбкой и поманила ее пальчиком. – Иди сюда.

Пес заинтересованно припустил в мою сторону.

– Смотри, что у меня есть, дружок, – я быстро достала из кармана завернутый с завтрака кусочек мяса. –

Хочешь? – судя по тому, как пес облизался, идея полакомиться ему понравилась. – Тогда лезь ко мне. Вон какая чудесная дыра есть под забором, надо только немного подкопать.

Всё же моя привычка прятать еду на “черный день” была не так уж и плоха.

Высунув мокрый шершавый язык с капающей на землю слюной, пес бросился к щели и даже успел сделать пару движений лапами, как его вдруг окутало то же сияние, что я уже видела, и отчаянно скулящую собаку откинуло метров на десять назад.

Приземлившись и неловко поднявшись на лапы, собака обиженно на меня посмотрела, как на предательницу.

«Мавки болотные!» – выругалась про себя, мысленно посылая небесам проклятья. Небесам было все равно, да и мне легче не стало.

— Прости меня, — сказала я псу с искренним сожалением. — Я не хотела делать тебе больно. Прости, мой хороший… Держи…

Я кинула мясо через забор, но собака уже затрусила прочь от него.

Похоже, путь на свободу был действительно только один. Придется взять себя в руки и помочь Платону.

Я вернулась в гостиную и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Страх опять начал проникать под ребра ядовитыми шипами. В прошлый раз, когда я нажала на рубильник, когда увидела, как гримаса боли искажает лицо Платона, то ощутила себя в собственном кошмаре.

Даже почувствовала запах горелого мяса.

Теперь же я пыталась дышать глубоко и быть сконцентрированной на задаче. Вновь облепила Платона жуткими проводами — мужчина иногда одобрительно кивал, как бы намекая: всё хорошо, не переживай, — выставила первоначальные показатели.

— Твои родственники живы? — внезапно спросил Платон.

Моя рука зависла над переключателем.

— Какая тебе разница? — выдавила из себя.

— Я бы мог попытаться их найти.

— Зачем тебе это делать? — спросила с подозрением.

Слабо верится в добрые душевные помыслы того, кто обещал меня убить при первом же знакомстве.

— Мари, — моё имя звучало так странно и так неправильно, но почему-то не захотелось его поправить, — ты мне помогаешь, и взамен я готов помочь тебе. Пока мы не разобрались с твоим Альбеску, — я поежилась от фамилии мучителя, — можем заняться поиском кого-то, кто тебе дорог… если такие вообще остались.

— Но как?

— Я собирался этой ночью съездить в город, к одному знакомому, у него есть связи повсюду. Я мог бы попросить его пробить твоих родственников. Единственное — напиши мне всю информацию о них. Вообще всю, даже самую незначительную. Договорились?

Почему бы и не попробовать. Вряд

ли это принесёт какой-то вред. Мою настоящую фамилию он всё равно знает, поэтому скрываться уже бесполезно. Лучше попробовать что-нибудь раскопать. Если Платон, конечно, не обманывает.

Я завороженно кивнула.

Боги, если у него получится…

Даже боялась на секунду поверить в это чудо. Только бы не спугнуть.

— Тогда начинай. — Платон закрыл глаза. — И постарайся не проецировать происходящее на себя. Помни — всё сугубо добровольно и ради благой цели. Поняла?

— Ага…

Всё же я зажмурилась, нажав на рычаг. Пальцы словно окаменели, и мне пришлось силой заставить себя вернуть его в исходное положение.

Платон задышал тяжелее и громче, но если не смотреть на то, как он бьется в агонии, то пытка переносилась значительно легче. Хотя сердце так оглушительно стучало в моей груди, что, казалось, его можно было услышать на другом конце особняка.

— Всё нормально, — хрипло сказал Платон. — Повышай напряжение.

По памяти я ввела требуемые показатели. Они въелись в моё подсознание, и сейчас руки сами выставляли нужные значения.

— Не переживай, — голос Платона звучал успокаивающе. — Дыши глубже.

Такое чувство, что это меня разложили на кофейном столике, а не его — и это он пытался хоть как-то облегчить мои страдания. Мы словно поменялись с ним ролями.

Боги, как же мне было его жалко. Пусть он и сам об этом просил, и это помогало ему восстановить магию — но меня всю скрутило, стоило ему вздрогнуть на столе. Когда мужчина издал тихий короткий стон, я едва сама не взывала белугой.

Я не могу… не смогу больше…

— Повышай… последний раз…

Голос Платона вернул меня в реальность.

Вдох и выдох.

Третий разряд дался мне особенно тяжело. Паническая атака начала разрастаться в легких, сдавливать грудь. Пришлось закрыть лицо руками и отдышаться. Долго-долго приходить в себя. Закусить губу так сильно, чтобы потекла кровь — и я почувствовала настоящую, физическую боль, которая перекрыла память о прошлом.

Платон лежал без движения, в уголках его закрытых глаз скопились слезы. Он не плакал, просто ему было настолько больно, что не смог сдержаться. Я смотрела на длинные ресницы мужчины, на синяки под его глазами.

Зачем ему это? Неужели нет никаких других способов? Доктор же говорил, что лечение бывает разное.

— Видишь, ты справилась, — одними губами улыбнулся мужчина, когда я начала отсоединять проводки.

Пальцы обвели по кругу один из новых ожогов в области сердца, совсем свежих, вздувшихся волдырями, и Платон чуть вздрогнул.

— У тебя хотя бы есть какие-нибудь заживляющие мази? — Я не узнавала собственный голос.

— Само пройдет. — Он перехватил мою руку.

Несколько долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза, и отчего-то казалось, что сейчас он видит меня настоящую. Ту, что скрывалась за чарами, прятала свой секрет.